На обороте изображена корзина с фигами, окруженная надписью:
Отсель свобода!
МАЗАНЬЕЛЛО
I
ВОЗМУТИТЕЛЬ
Вот я и в Турине, где мне волей-неволей придется провести целый день; ну а поскольку, как сказал один известный автор парадоксов, развлекать других лучше всего в том состоянии духа, когда скучаешь сам, я спешу взяться за перо, чтобы не упустить столь прекрасной возможности, которая, вероятно, не так скоро представится снова.
Неаполь — это город революций в большей степени, чем какой-либо другой, ибо, даже когда он не совершает их сам, они происходят с его позволения. Однажды в руки мне попала небольшая книжица, повествующая о вооруженном мятеже Мазаньелло и озаглавленная: «История пятьдесят второго восстания верноподданнейшего города Неаполя».
На другой день после торжественного вступления Гарибальди в Неаполь какой-то шутник написал на воротах, через которые прошел победитель при Калатафими и Милаццо: «Qui si affitta la città di Napoli con ogni facilité», что в переводе означает примерно следующее: «Тут можно с легкостью арендовать город Неаполь».
Правда, будь у Неаполя возможность выбирать съемщиков, он не заключал бы арендные договоры на долгий срок.
Хотя книжица, упомянутая мною, сообщает, что восстанию Мазаньелло предшествовало пятьдесят одно восстание в городе Неаполе, позвольте мне обойти их молчанием и поговорить с вами лишь о пятьдесят втором.
Неаполь находился под властью Испании со времен Фердинанда Католика; трем королям, последовательно царствовавшим в Испании, не приходила в голову мысль почтить своим присутствием бывшую столицу королевства Обеих Сицилий, однако налоги, которые вице-короли взимали с этого города, свидетельствовали о том, что испанские монархи не забывали о нем. В царствование Филиппа III и Филиппа IV денежные суммы, в открытую отправленные из Неаполя в Испанию, и это не считая тех, что были перевезены туда тайно, составили около восьмидесяти миллионов скудо, то есть пятьсот миллионов франков.
Меж тем в Неаполь прибыл герцог де Аркос. Он сменил адмирала Кастилии, которого отозвали в 1646 году, после того как, упразднив налог на аренду, он не дал разразиться готовому вот-вот вспыхнуть восстанию. Эта уступка, сочтенная мадридским двором проявлением слабости, и стала причиной его отзыва.
Уезжая в Неаполь, герцог де Аркос дал себе твердое слово не давать повода для подобной немилости.
И в самом деле, по прибытии он потребовал предъявить ему полный список налогов; выяснилось, что уже все было обложено сбором: оливковое масло, соль, мука; его предшественники упустили из виду лишь фрукты.
И герцог де Аркос ввел налог на фрукты.
Тем, кто знает Неаполь, известно, что с июня по октябрь фрукты служат главным пропитанием неаполитанцев. За сорок лет перед тем уже пытались обложить сбором фрукты, но по ропоту народа поняли, что дело это не то чтобы невозможное, но, тем не менее, чрезвычайно опасное.
Герцогу де Аркосу были представлены возражения, но он лишь пожал плечами и оставил новый налог в силе.
Жил в то время в Неаполе молодой человек лет около двадцати пяти, уже женатый и имевший трех или четырех детей — бедняки ведь женятся рано. Звали его Томмазо Аньелло д’Амальфи, а сокращенно — Мазаньелло.[3]
Имена Томмазо и Аньелло ему дали при крещении, а д’Амальфи было его родовым именем.
Он был невысок, худощав и, хотя с некоторых пор взгляд его приобрел сумрачное выражение, недурен собой, держался непринужденно, а недостаток силы возмещал ловкостью; он обладал умом, храбростью и необычайным здравомыслием; высоко ценя справедливость и доброту, он непримиримо относился к несправедливостям и обидам и был беден до последней крайности.
Обычно он полунагим стоял подле торговца рыбой на Меркато Веккьо и снабжал бумажными кульками тех, кто покупал мелкую рыбешку.
Делало же его мрачным и придавало его взгляду угрожающее выражение, ставшее с недавних пор заметным у него, то, что, если прежде, хотя и не будучи богатым, он жил в относительном достатке, все изменилось к худшему, после того как жену его арестовали за контрабанду мукой и приговорили к multa, a multa, то есть штраф, оказался настолько велик, что им пришлось продать все вплоть до собственной кровати, вплоть до детской колыбели.
3
Ошибочно было полагать, будто Мазаньелло родом из того края, где изобрели буссоль. Разумеется, весьма поэтично считать, что один и тот же город дал миру полезное изобретение, а Неаполю — выдающегося человека, однако новые изыскания не оставили на этот счет никаких сомнений. В регистрах приходской церкви Санта Мария дель Пургаторио в Неаполе было найдено свидетельство о крещении Мазаньелло, и стало ясно, что родился он в Неаполе, вблизи Старого рынка, в небольшом доме в квартале Вико Ротто.