II
Греясь у камина, зябко поеживаясь и подсчитывая, во что вам обходится воз дров, мазь Реньо и сироп из камеди, вы, дорогие читатели, говорите себе:
— Какие же они все там, в Неаполе, счастливцы! У них восемнадцать или двадцать градусов тепла, тогда как у нас здесь три или четыре градуса мороза. Они работают или занимаются болтовней при открытых окнах и дверях, в то время как мы, даже при закрытых дверях и законопаченных окнах, дрожим от холода. У них яркое солнце, тогда как у нас дождь, туман, снег, слякоть и грязь. Наконец, у них небо голубое, тогда как у нас свинцовое. Поистине, они настоящие счастливцы!
Однако вы не принимаете в расчет землетрясений, дорогие читатели, что неправильно.
Правда, у нас в Неаполе есть святой Януарий: облаченный в епископское одеяние, он стоит на мосту Магдалины, простирая руку к Везувию, дабы запретить ему извергать лаву в сторону Неаполя.
Но святой Януарий защищает лишь Неаполь, что несколько эгоистично с его стороны, и, подобно тем, кто, выйдя на улицы Неаполя после семи вечера, вынужден отдавать грабителям кошелек, лишь бы сохранить жизнь, он, во имя сохранения Неаполя, отдает огнедышащему вулкану Резину, Портичи, Санто Йорио и Торре дель Греко — несчастные города, чьи обитатели, засыпая вечером, всегда испытывают страх, а не проснутся ли они на следующее утро под обломками своих домов, да и проснутся ли вообще.
Все это предисловие, как вы прекрасно понимаете, имеет целью лишь одно: сообщить вам, что мы только что стали свидетелями извержения вулкана, которое сопровождалось землетрясением и, надо сказать, оказалось весьма необычным. Что до землетрясения, то все они похожи друг на друга.
Первый толчок, почти незаметный, произошел в воскресенье, 8 декабря, в одиннадцать часов утра; до Неаполя он не докатился и был настолько коротким, что жители всех вышеупомянутых городов решительно не знали, как к нему отнестись.
Это было первое предупреждение.
В час дня новый толчок; он заставляет пошатнуться Большой конус Везувия; скит отшельника какое-то время потряхивает; в Атрио дель Кавалло и Пьянто делле Джинестре вся лава и весь вулканический шлак извержения 1858 года приходят в движение и вздымаются, словно надгробные камни, поднятые покоящимися под ними мертвецами.
В два часа дня вершина главного кратера полностью успокаивается, однако он начинает испускать сильный запах серы, что служит безошибочным признаком скорого извержения.
В половине третьего еще один толчок. На сей раз дело принимает серьезный оборот: крыши домов скрипят, стены растрескиваются, земля раскалывается, и через одну из образовавшихся расселин, тянущейся вплоть до подножия Везувия, в трех километрах от Торре дель Греко, в местечке под названием Скаппи, два огромных столба дыма взметаются из-под земли, разверзшейся на целый километр в длину. Посреди равнины, засаженной виноградом, абрикосовыми деревьями, оливами, вдруг исчезает целая дубовая роща; ферма Франческо Малезуччо, собственника земли, проваливается в пропасть, словно театральная декорация. К счастью, фермер и его семья успели спастись и спасти весь свой скот, за исключением несчастного осла, который был заперт в конюшне и о котором никто не подумал.
В этот момент в Неаполе начинается тревога, которую приносят с собой беглецы. Женщины и дети, спешившие спасти прежде всего собственную жизнь, запруживают мост Магдалины, отдаваясь под защиту святого Януария, и оттуда с мучительным беспокойством смотрят в сторону своих домов.
В три часа дня извержение упорядочивается: формируются три конуса, на вершинах этих конусов открываются три кратера, за несколько минут поднимающиеся на высоту от двадцати пяти до тридцати метров, и из этих трех кратеров, похожая на величественную и ужасную реку, начинает изливаться лава, которая сплошным потоком шириной от пятисот до шестисот метров движется со скоростью около полутора метров в минуту по направлению к Торре дель Греко, угрожая снести его до основания.