Впрочем, все на ногах, словно средь бела дня; местные чичероне в ярости из-за почти полного отсутствия любопытства у неаполитанцев, так что мы становимся объектом самых нежных забот со стороны нашего чичероне, который надеется завладеть нами на два или три дня. Он втягивает носом воздух, словно охотничья собака, и с радостным видом говорит нам:
— Господа, это запах серы; ночью наверняка что-то случится.
Чичероне кажется настолько уверенным в своей правоте, что я предлагаю отужинать в саду, дабы, если дом рухнет, он не упал нам на голову.
Мне возражают, ссылаясь на пепел, который продолжает падать.
Да, но ведь можно натянуть у нас над головами самую большую простынь, какую удастся отыскать. Все соглашаются, и мы ужинаем во дворе.
Это кое-что значит — иметь возможность ужинать вне стен дома в ночь с 8 на 9 декабря; правда, испытываемое удовольствие портит страх, как бы под ногами у вас не разверзлась земля или на голову вам не рухнул дом; но ведь жизнь не состоит из одних приятностей.
Везувий издает дьявольский шум; подле него двадцать пять пушек на огневой позиции покажутся всего лишь детскими петардами. Он начинает яростно куриться и, видимо, намерен взять на себя полную ответственность за извержение.
Столб дыма, теснимый восточным ветром, с изяществом мощи наклоняется в сторону Неаполя; луна окаймляет его серебристой бахромой; море, над которым стелется дым, кажется черным, как смола.
В два часа ночи, как раз в то время, когда мы ужинаем, наш стол начинает трястись, стаканы на нем подпрыгивают, бутылки катятся. Корреспондент «Отечества» исчезает под столом.
Обещанное землетрясение произошло.
Наш чичероне в восторге.
— Ну что я вам говорил! — восклицает он, ставя на ноги нашего товарища.
Мы переглядываемся, выказывая немалое беспокойство. Крайне глупо погибать, как Плиний, если у тебя нет племянника, который рассказал бы о твоей гибели.
— Ах, — произносит чичероне, — да это же пустяки, господа; вот в Торре дель Греко теперь должен быть настоящий содом!
— Вы так считаете?
— Землетрясение направлено как раз в сторону города; неужто вы не чувствуете, что земля ходуном ходит с юга на север?
Наш чичероне мнит себя не меньшим знатоком по части землетрясений, чем г-н Эли де Бомон, и потому он категорически против того, чтобы мы отправлялись в Торре дель Греко до рассвета.
Кое-как закончив ужин, мы закутываемся, насколько это возможно, в плащи и одеяла и пытаемся уснуть.
Земля укачивает нас, Везувий убаюкивает.
В шесть утра мы просыпаемся замерзшими, вертимся туда-сюда рядом с большим костром, что немного оживляет нас, выпиваем по чашке отвратительного кофе и отправляемся в путь.
Какие же счастливцы курильщики! Они могут согревать себе кончик носа.
Четверть часа ходьбы нас отогревает, и мы вступаем в Торре дель Греко. Весь наш путь свидетельствует о величайшем возбуждении в этом несчастном человеческом муравейнике, который именуют городом.
Определенно, наш проводник — великий человек: как он и сказал нам, в Торре дель Греко творится настоящий содом.
Вид города пугает: все население высыпало на улицу и готово бежать; собранные вместе ослы, собаки, куры и свиньи готовы последовать за своими хозяевами, куда бы те ни пошли, а у самих животных тот тревожный вид, какой придают им грандиозные природные бедствия.
На глаза нам попадается наш давешний англичанин с его англичанкой, зеленым козырьком, револьвером и корзинкой; он ночевал в Торре дель Греко и ничего не упустил из ночного землетрясения.
У него вид самого счастливого человека на свете.
Между площадью Кампанилы и морским причалом зияет огромный провал диаметром от тридцати до тридцати пяти футов; улицы изборождены расселинами, в глубине которых грохочет нечто вроде подземного грома; брусчатка, сложенная из длинных лавовых плит, полностью выворочена; все дворцы — а в Неаполе дворцом называют все, что отлично от хибары, — так вот, все дворцы пошатнулись до самого основания; сквозь раскрывшиеся трещины в стенах видна внутренность обезлюденных комнат; фасады целиком отклонились от вертикали и грозят рухнуть в любую минуту; десяток зданий уже не более чем груда развалин, и позади или впереди себя вы время от времени слышите страшный грохот: это рушится очередной дом.
И среди всего этого пугающая картина: каменщики и плотники, выказывая граничащую с безрассудством смелость, подпирают стены потрескавшихся домов.