ХОСЕ БОРХЕС
I
Дорогие читатели!
Мне более чем понятно, что вы имеете полное право поинтересоваться, почему в тот момент, когда мною предпринято новое издание, которое, на ваш взгляд, должно потребовать моего присутствия в Париже, я продолжаю находиться где-то далеко.
Чтобы ответить на ваш вопрос, пускаться в откровенность необязательно, но пояснения дать необходимо.
Возможно, вы знаете, что, вступив в Неаполь, Гарибальди первым делом назначил меня директором Бурбонского музея и раскопок Помпей и, точно так же, как в Палермо меня по его приказу поселили во дворце короля Рожера, в Неаполе меня по его приказу поселили во дворце короля Фердинанда.
Когда-нибудь, сидя с пером в руках на террасе этого небольшого дворца, я попытаюсь рассказать вам, что он представляет собой в наше время, однако сейчас мне надо поговорить с вами лишь о причинах, заставивших меня возвратиться в Неаполь.
Я принялся там за большое и длинное сочинение, объемом около десяти или двенадцати томов, — историю целой династии, хронику ста двадцати шести лет, рассказ о царствовании пяти королей: Карла III, Фердинанда I, Франциска I, Фердинанда II, Франциска II, то есть историю всей ветви испанских Бурбонов, которая, будучи пересажена в землю Неаполя, укоренилась там и расцвела, но в конце концов засохла.
Впервые, наверное, историку будет дана возможность сорвать с истории ее последнее покрывало и увидеть ее нагой в зеркале истины. Вы скажете мне, что, быть может, это ужасно, что история — женщина, а когда женщины некрасивы, лучше окутывать их в длинные столы римской матроны, ниспадающие на лицо и скрывающие тело до пят, нежели делать из них статуи со сморщенными ненавистью лицами и истрепанными развратом телами.
В ответ я скажу, что все преподносимое народу как урок должно быть правдивым, что румяна, белила и мушки следует оставить актрисам и куртизанкам, а история есть истина, и тем хуже для истории, если, выйдя из могилы, она предстанет перед нами с морщинами на лбу и бледностью на щеках! Разве Шекспиру, этому великому историку-поэту, могла прийти в голову мысль набросить плащ на призрак Банко? Нет, он показывает его публике мертвенно-бледным, окровавленным и восклицающим «Горе!» устами своей зияющей раны.
Так вот, нам была предоставлена возможность, которая, вероятно, не предоставлялась ни одному другому историку. Трон Франциска II рухнул так быстро, что у несчастного юного короля, из-под ног которого внезапно ушла земля, не было времени даже на то, чтобы оградить от позора память своих предков, увезя с собой или предав огню страшные архивы тирании, мести и ненависти. Все указы, все письма, все дипломатические инструкции остались на своих местах; частная жизнь, общественная жизнь — все вышло наружу во время этого грандиозного крушения, и призрак королевской власти впервые предстанет перед нами таким, каков он есть.
К этим кровавым анналам мы вернемся позднее, а пока, если не возражаете, я расскажу вам историю Борхеса. В последнее время во Франции было так много разговоров об этом партизане, что, надеюсь, вы не прочь узнать кое-какие подробности его жизни и его смерти.
Его не следует путать с такими людьми, как Джорджи, Кьявоне и Крокко Донателло, которые являются всего-навсего грабителями, поджигателями и убийцами. Нет, Борхес всю свою жизнь был беззаветно предан идее божественного права королей, и найденный при нем дневник, написанный на превосходном французском языке, свидетельствует о стыде, который он испытывал, находясь в обществе подобных приспешников.
Борхес был схвачен и расстрелян примерно в двух часах пути от границы Папской области, поблизости от озера Фучино, которое известно осушительными работами, в древности предпринятыми знаменитым Нарциссом, фаворитом императора Клавдия, а в наше время — князем Торлониа, фаворитом Плутоса, и рядом с небольшим городком Тальякоццо, где Коррадино, последний представитель Швабской династии, наследник неаполитанского трона, потерпел поражение в битве, что в итоге привело его на эшафот.
Вся эта часть Абруццо, от озера Фучино до Изернии и Кампо Бассо, является не чем иным, как древней Марсикой, то есть землей народа, доставившего столько хлопот римлянам.