ГОСПОЖА ЛАФАРЖ
КРАТКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
В письме, опубликованном несколько дней тому назад в «Маленькой газете», я объяснил, что заставило меня взяться за перо и, в свой черед, вернуться к событию, которое, благодаря полученной им широкой огласке и порожденным им жарким спорам, приобрело значимость одного из тех общественных явлений, какие привлекают к уголку света, где они происходят, взоры всей Европы.
Везде, куда доходила любая газета, освещавшая судебный процесс г-жи Лафарж, тотчас же возникали два лагеря, которые тотчас же с беспощадной яростью ополчались друг против друга: один отрицал виновность подсудимой, другой настаивал на ее вине; во всех европейских столицах, где мне пришлось с тех пор побывать, — будь то Мадрид, Неаполь, Петербург или Вена, — любой человек, прочитавший «Мои воспоминания» и узнавший о моем близком знакомстве с семьей Мари Каппель и с ней самой, непременно выспрашивал у меня подробности об этой странной отравительнице, на стороне которой были все симпатии зала суда, тогда как те, кто был более всего враждебно настроен против нее, к жертве испытывали лишь равнодушие или презрение.
Возможно, следуя правилам приличия, принятым в обществе, стоило бы и дальше сохранять тишину, установившуюся над могилой героини этой таинственной и страшной драмы, но пресса, служащая рупором общественного мнения, не может и, пожалуй, не должна соблюдать такого рода осмотрительность, так что она всего лишь воспользовалась своим неотъемлемым и неоспоримым правом, и возражать против этого не приходится. Что же касается меня, то, поскольку те обстоятельства, о каких мне предстоит рассказать, не были учтены ни в ходе судебных прений, ни в приговоре — либо потому, что они так и остались неизвестны судьям, либо потому, что уважение к главе царствующего в то время рода заставляло умалчивать их, — я намерен добавить к этой новой и, несмотря на прошедшие со времени тех событий годы, по-прежнему интересной публикации историческое дополнение, питая благую надежду, что будущие сочинители, не имея возможности сказать своим современникам что-нибудь новое о Мари Каппель, оставят в покое бедняжку, пробужденную неожиданным шумом, и позволят ей вновь забыться вечным сном в своей могиле.
I
У северо-восточного края леса Виллер-Котре, в паре километров от замка и руин величественного аббатства Лонпон, в конце вязовой аллеи, высится небольшой замок Виллер-Элон.
Это скромный загородный дом без всяких претензий на древность и, главное, без всяких ее признаков, который его учтивые гости нарекли замком, хотя сам он на такое звание никоим образом не притязает.
Дом состоит из двух боковых флигелей, которые тянутся в сторону ведущей к нему дороги и примыкают к главному зданию, имеющему, помимо флигелей, второй этаж и мансарды и украшенному великолепными часами.
Он окружен рвами с водой, которая вот уже сто пятьдесят лет тщетно пытается стать проточной; вода эта поступает из поэтичного пруда, который расположен по другую сторону дороги и, благодаря заболоченности своих берегов, окружен чудесными лужайками, пышными купами деревьев и клумбами цветов всевозможных оттенков.
Вот в этом зеленом гнездышке, залитом солнечным светом и овеянном благоуханиями, и родилась в 1816 году Мари Каппель.
При всей своей непритязательности замок Виллер-Элон имеет свою историю, которую следует рассказать, прежде чем переходить к истории его обитателей.
После Революции замок был объявлен государственным имуществом, и в начале 1794 года его купил изгнанный из Швеции граф Риббинг.
Оказавшись причастным к убийству Густава III, произошедшему, как известно, во время бала-маскарада в оперном зале в Стокгольме в ночь с 15 на 16 марта 1792 года, граф каким-то чудом избежал эшафота, на котором был казнен Анкарстрём.
Поспешим сказать, что подтолкнули графа Риббинга к участию в заговоре отнюдь не политические соображения. Дело в том, что Густав III, перенесший на трон Швеции нравы династии Валуа, решил вознаградить одного из своих фаворитов, графа фон Эссена, дав ему в жены кузину графа Риббинга, в которую тот был без памяти влюблен.
Когда затевался этот сговор против его счастья, граф Риббинг находился при французском дворе, где, благодаря покровительству графа фон Ферзена, знаменитого фаворита, был превосходно принят. Извещенный одним из своих друзей о том, что граф фон Эссен вот-вот женится на девушке, которую сам он считал своей невестой, г-н Риббинг покинул Париж и, не останавливаясь по дороге ни на миг, помчался в Стокгольм; прибыв туда в самую последнюю минуту, он вызвал графа фон Эссена на дуэль, сразился с ним и насквозь пронзил его шпагой.