Ранение сочли смертельным, однако король, не желая нарушать данного им слова, приказал устроить венчание in extremis.[1]
Все ждали смерти графа фон Эссена, но, ко всеобщему удивлению и к великому отчаянию графа Риббинга, спустя три месяца он выздоровел.
Зная, что против короля замышляется заговор, граф Риббинг пожелал вступить в него.
В итоге он был приговорен к изгнанию, а все его поместья оказались конфискованы. Но, поскольку ему было всего лишь двадцать лет, а мать его здравствовала и принадлежавшие ей поместья должны были перейти в его собственность лишь после ее смерти, она выручила от продажи части из них триста или четыреста тысяч франков золотом, которые граф Риббинг положил в чемодан и привез с собой во Францию.
В 1793 году четыреста тысячи франков золотом стоили миллионы: г-н Риббинг купил три или четыре замка и пять или шесть аббатств.
В число этих замков входили Брюнуа, позднее проданный им Тальма́, и Виллер-Элон, сразу же проданный им г-ну Коллару де Монжуи, которым мы займемся позднее и который был дедом Мари Каппель.
Ну а пока поясним, почему г-н Риббинг сразу же продал Виллер-Элон г-ну Коллару; история эта достаточно занимательна, чтобы рассказать ее.
Все эти владения граф Риббинг приобрел, полагаясь лишь на советы своих друзей или своего нотариуса. О Виллер-Элоне, как и о других купленных им поместьях, граф не знал ровным счетом ничего, однако ему говорили о нем как о совершенно очаровательном месте, и потому он решил не только посетить его, но и поселиться там.
В итоге он выехал на почтовых из Парижа, на короткое время остановился в Виллер-Котре, чтобы сменить лошадей, и тотчас же продолжил путь в Виллер-Элон.
К несчастью, момент для того, чтобы оценить все очарование поместья, был выбран неудачно. Мы уже говорили, что замок Виллер-Элон находился в государственной собственности, и местная коммуна передала его товариществу сапожников, изготавливавших башмаки для нужд армии.
Для какой из четырнадцати существовавших тогда во Франции армий, нам неизвестно, но, как и все, мы знаем, что в 1793 и 1794 годах французские солдаты маршировали быстро и много.
В итоге достойные ученики святого Криспина завладели замком, и, поскольку их торопили с изготовлением башмаков, они устроили свои мастерские прямо в гостиных, прихожих, обеденных залах и спальнях, то есть везде, и, дабы облегчить общение, пробили в потолках дыры. В каждой комнате замка, словно в Мамертинской тюрьме, зияла дыра. Если мастера нуждались всего лишь в устном общении, они переговаривались через эти отверстия, не покидая рабочего места; если же им нужно было подняться на верхний этаж или спуститься на нижний, чтобы нанести дружеский визит или прийти с инспекцией, то приставленные к этим отверстиям переносные лестницы избавляли от необходимости подниматься по круговой лестнице.
Понятно, что подобные постояльцы изрядно навредили облику замка, только что купленного графом Риббингом, и никак не вязались с тем, что он ожидал там увидеть; граф крикнул кучеру, что не надо распрягать лошадей, и, не пожелав взглянуть ни на сад, красоты которого ему так расхваливали, ни на рвы и пруд, которые, как его заверяли, изобиловали рыбой, напуганный тем, что предстало его глазам, а главное, тем запахом, что стоял в доме, поспешно вернулся в Париж.
Граф Риббинг, которого я имел честь знать и который на протяжении двадцати лет относился ко мне, как к родному сыну, обладал необычайно философским складом ума и, главное, прелестным чувством юмора; так что он воспринял это неприятное приключение философски и, через несколько дней после своей короткой поездки в департамент Эна, с присущим ему остроумием рассказывал о ней в присутствии г-на Коллара, который в ту пору был причастен к снабжению армии и, вполне возможно, с выгодой для себя поставлял туда те самые башмаки, что изготавливали в Виллер-Элоне; поднаторев в оценке материальной выгоды куда больше, чем благородный изгнанник, г-н Коллар предложил графу выкупить у него замок. Господин Риббинг ответил согласием, и с этого времени Виллер-Элон сделался собственностью г-на Коллара.
По счастью, как мы уже говорили, помимо Виллер-Элона у графа было еще три или четыре замка, где он мог обосноваться.
Он выбрал Брюнуа, который позднее, году в 1805-м или 1806-м, купил у него Тальма́.
Продав Брюнуа, граф поселился в замке Кенси и жил там на протяжении всего царствования Наполеона.