Обогатив своих поставщиков, Республика и Директория разорили генералов. Мой отец, умирая разоренным, назначил своего друга Коллара, который богател, пока сам он разорялся, опекуном двух своих детей.
В тот самый год, когда умер отец, г-н Коллар пригласил нас, мою мать и меня, провести несколько месяцев в Виллер-Элоне.
Первым проблеском воспоминаний, связанным у меня с этим очаровательным загородным домом, остается вспышка глубокого ужаса. Не знаю, куда ушли все взрослые, но я остался в гостиной один и, лежа на ковре, при свете свечи листал великолепное иллюстрированное издание «Басен» Лафонтена.
Внезапно у ворот раздается звон колокольчика, и спустя несколько минут перед крыльцом останавливается карета. Оттуда доносятся душераздирающие крики, которые с каждой секундой становятся все ближе, дверь гостиной с грохотом распахивается, и в открывшемся проходе появляется старуха в черном: у нее искаженное лицо, на голове нет ни чепца, ни шляпы, ее седые космы разметались по плечам, и, размахивая руками, она продолжает выкрикивать что-то нечленораздельное. Успев к тому времени наслушаться сказок про колдуний, я принял старуху за героиню одной из этих сказок, оставил на ковре книгу Лафонтена и свечу, кинулся к лестнице, вприпрыжку поднялся наверх, вбежал в свою спальню, бросился к кровати и, не раздеваясь, прямо в одежде забился под одеяло, где час спустя меня обнаружила моя матушка, которая измучилась искать повсюду запропастившегося сына и которой в голову не могло прийти, что в том самое месте, куда меня с неимоверным трудом загоняли каждый вечер, я буду искать убежище.
На следующее утро я узнал, что эта колдунья, так страшно напугавшая меня, была не кем иным, как достопочтенной маркизой де Жанлис, сочинительницей книги «Вечерние беседы в замке», доставлявшей мне огромное удовольствие.
По прибытии в семь часов вечера в Виллер-Котре она, не считаясь с сумеречным осенним мраком, решила проехать через лес. Питая доверие лишь к своему кучеру, который крайне плохо знал дорогу, она наняла карету с лошадьми и поручила ему править. Кучер заблудился; завывания ветра, проносящегося среди деревьев, шум листьев, срываемых с ветвей и мчащихся вихрем, уханье сов, крики неясытей — все это способствовало тому, что г-жу де Жанлис охватил панический ужас, от которого она не оправилась даже на другой день, хотя едва ли не половину его передала мне.
Семья г-на Коллара, никаких воспоминаний о которой после моего первого посещения Виллер-Элона у меня не сохранилось, состояла в ту пору из г-жи Коллар, которой было двадцать восемь лет и которая, как позднее не раз говорила мне моя матушка, находилась в расцвете своей красоты, способной соперничать с красотой г-жи Мешен, г-жи Дюлолуа, г-жи Тальен и г-жи Баланс, то есть первых красавиц своего времени, и ее детей: трех маленьких девочек и мальчика.
Девочек звали Каролина, Эрмина и Луиза.
Мальчика звали Морис.
Это имя он получил в честь своего крестного, г-на де Талейрана.
Крестный выбрал в качестве крестной сестру Бонапарта, красавицу Полину, которая впоследствии звалась княгиней Боргезе, а в то время, будучи всего лишь г-жой Леклер, жила в замке Монгобер, неподалеку от Виллер-Элона.
Известная своим кокетством, г-жа Леклер внушала живейшую ревность г-же де Талейран.
Ревность эта привела к забавному происшествию, имевшему место утром того дня, когда должно было состояться крещение. Господин де Талейран дал своему управляющему список подарков, которые он намеревался преподнести своей куме и в модности и изысканности которых можно было быть уверенным, поскольку выбирала их и составляла список лично г-жа Коллар.
То были искусственные цветы, изготовленные лучшими мастерами своего дела; сотни аршин лент всевозможных цветов, дюжины дюжин перчаток, туфли, размер которых было велено снять с башмачка Золушки; шарфы, образцом для которых должен был послужить пояс Венеры, — короче, множество разорительных модных безделок.
Все собрались в столовой и с нетерпением ожидали прибытия корзины; наконец, ее вносят, и все устремляются к ней; г-н де Талейран, уверенный в том впечатлении, какое произведут подарки, встает рядом, опираясь на ту ногу, что у него подлиннее, и с довольной улыбкой на губах ждет восторгов окружающих. Корзину открывают и обнаруживают в ней… выцветшие ленты, бумажные цветы, шарфы церковных хористок, а для маленьких ножек крестной, которая носит обувь тридцать четвертого размера, и ее маленьких ручек, которым подходят перчатки шестого номера, — бабуши турецкого паши и рукавицы фехтмейстера.