“Семь циферблатов!” — догадалась Бандл. Опять послышался шум — семь глухих ударов в дверь.
Мосгоровский широким шагом подошел к тому месту, где, как знала Бандл, была дверь второго буфета. Она услышала резкий щелчок и приветствие на иностранном языке. Вскоре она увидела вновь прибывших. На них тоже были маски с циферблатами — у одного стрелки показывали четыре, а у другого пять часов. Первый был стройным молодым человеком в элегантном вечернем костюме. Судя по манерам, скорее иностранец, чем англичанин. Второй — худой, гибкий, одет прилично, но не более того; Бандл определила его национальность уже по одному его виду.
— Мы, наверно, первые? — В приятном баритоне слышался американский выговор с ирландскими модуляциями.
Разговор продолжил элегантный молодой человек, слишком тщательно выговаривавший слова:
— Сегодня мне пришлось столкнуться с большими трудностями, чтобы сюда выбраться. Не всегда все складывается удачно. У меня нет той свободы, что у “Четвертого”.
Бандл попыталась угадать, какой он национальности. Пока он молчал, она думала, что это француз, но теперь стало ясно, что он мог быть австрийцем, венгром и даже русским.
Американец обошел стол, и Бандл услышала, как под ним скрипнул стул.
— “Час первый” добился больших успехов, — сказал он. — Благодарю вас, что решились рискнуть.
Тот, на чьей маске стрелки показывали пять, пожал плечами.
— Кто не рискует… — Он не докончил. Снова раздались семь ударов, и Мосгоровский подошел к потайной двери. Некоторое время Бандл ничего не было видно и слышно, но вскоре раздался голос бородача:
— Начнем?
Он сел на стул, стоявший рядом с креслом во главе стола, и оказался как раз напротив буфета, с Бандл. Третий стул, стоявший по другую сторону стола, ей не был виден, но американец, “Час четвертый”, перед тем как сесть, несколько раз промелькнул перед ее глазами.
У той стороны стола, что была ближе к Бандл, были видны только два стула из трех — чья-то рука повернула средний спинкой к столу. Потом один из вновь прибывших проскользнул мимо буфета и занял место напротив Мосгоровского, спиной к Бандл. Эта полуобнаженная спина очень заинтересовала Бандл, ибо принадлежала, по-видимому, необыкновенно красивой женщине. Именно эта дама и заговорила первой. У нее был музыкальный, чарующий голос, и говорила она с акцентом. Глядя на пустое кресло во главе стола, она спросила:
— Значит, мы и сегодня не увидим “Седьмого”? Скажите, дорогие мои, а вообще мы его когда-нибудь увидим?
— Черт знает что! — воскликнул американец. — Просто черт знает что! Лично я начинаю сомневаться в его существовании.
— И напрасно, друг мой, — вежливо сказал русский.
В комнате воцарилась напряженная тишина, — это Бандл ясно почувствовала.
Как завороженная она смотрела на мраморную спину, белизну которой подчеркивала черная родинка под правой лопаткой. О таких, наверно, и пишут в романах — “прекрасная искательница приключений”. Бандл была уверена, что у этой женщины красивое, типично славянское лицо, чуть загорелое, со страстными очами.
Голос русского, по-видимому главного в этой компании, вернул ее к реальности:
— Продолжим! Прежде всего об отсутствующем. “Час второй”! — Он сделал какой-то странный жест по направлению к пустому стулу, и все присутствующие повторили этот жест. — Я бы хотел, чтобы и “Второй” был сегодня с нами. Предстоит многое сделать, возникли непредвиденные трудности.
— У вас есть его отчет? — Это спросил американец.
— До настоящего времени.., нет, ничего нет. — Он помолчал. — Я ничего не понимаю.
— Вы думаете, что он.., подвел нас?
— Да.., вполне возможно.
— Другими словами, — тихо проговорил “Час пятый”, — возникла опасность.
Он произнес это слово осторожно, но твердо. Русский кивнул.
— Да, опасность. О нас стало слишком многое известно.., и об этом месте… Я лично знаю несколько человек, которые что-то подозревают. — И сухо добавил:
— Их надо заставить молчать.
Бандл почувствовала, как мурашки забегали у нее по спине. Если ее обнаружат, то тоже заставят замолчать? Но тут прозвучала фраза, которая заставила ее напрячь слух.
— В Чимнизе так ничего и не выяснилось? Мосгоровский покачал головой: