– Хватит вам про это, – зашипела она. – Ей такие разговоры во вред. Она жутко чувствительная. Даже детективы читать не может.
– Приношу извинения, – сказал Пуаро. Он поднялся. – У меня есть лишь одно оправдание. Через три недели человека должны повесить. И если он невиновен…
Миссис Уэтерби приподнялась на локте. В голосе возникли визгливые нотки.
– Как это невиновен? – вскричала она. – Еще как виновен!
Пуаро покачал головой:
– Я в этом не уверен.
Он быстро вышел из комнаты и уже спускался, когда на лестнице появилась Дейдри. В холле она его догнала.
– Что вы хотели этим сказать? – спросила она.
– То, что сказал, мадемуазель.
– Да, но… – Она смолкла.
Пуаро промолчал.
Дейдри Хендерсон медленно проговорила:
– Вы расстроили мою маму. Она терпеть не может всякое такое… грабежи, убийства… насилие.
– Наверное, она была сильно потрясена, когда узнала, что убили женщину, которая приходила в ее дом.
– Ну да… да, так и было.
– Она была совсем разбита… да?
– Она ничего не желала про это слышать… Мы… я… мы стараемся уберечь ее от всякого такого. От всяких зверств.
– А как же война?
– По счастью, на нас здесь не упало ни одной бомбы.
– А вы, мадемуазель, во время войны чем занимались?
– О-о, работала в добровольческом медицинском отряде в Килчестере. И немного крутила баранку – в женской добровольной службе. Далеко уезжать от дома не могла. Кто же с мамой останется? Она и так сердится, что меня долго не бывает дома. В общем, куча проблем. Потом нужна была прислуга – мама, естественно, никогда домашним хозяйством не занималась, здоровье не позволяет. А прислугу днем с огнем не найти. И тут появилась миссис Макгинти, мы о таком благе и мечтать не могли. Вот она и стала к нам ходить. Работала на совесть, тут ничего не скажешь. Хотя теперь все не так, как в прежние времена. Причем везде.
– И вас это очень не устраивает, мадемуазель?
– Меня? Мне что. – Она даже удивилась. – Вот маме трудно. Она часто живет в прошлом.
– Да, это свойственно многим, – согласился Пуаро.
Перед его мысленным взором возникла комната, из которой он недавно вышел. Вспомнился наполовину выдвинутый ящик комода. Чего в этом ящике только не было – подушечка для иголок, сломанный веер, серебряный кофейник, какие-то старые журналы. Ящик был так забит, что не закрывался.
Пуаро сказал негромко:
– И эти люди хранят все, что напоминает им о прошлом: программу танцев, веер, фотографии друзей молодости, даже ресторанные меню и театральные программки, потому что, глядя на всю эту мелочь, им удается оживить воспоминания.
– Наверное, вы правы, – согласилась Дейдри. – Только я этого не понимаю. Сама ничего не храню.
– Вы смотрите не назад, а вперед?
Дейдри медленно ответила:
– По-моему, я никуда не смотрю… Живу сегодняшним днем, разве этого мало?
Открылась входная дверь, и в холл вошел высокий и худощавый пожилой мужчина. Увидев Пуаро, он замер на месте. Потом, вопросительно подняв брови, взглянул на Дейдри.
– Это мой отчим, – представила Дейдри. – А это… извините, не знаю вашей фамилии…
– Я – Эркюль Пуаро, – объявил Пуаро, как всегда, чуть смущенно, будто признавался в принадлежности к королевскому роду.
Но на мистера Уэтерби это признание никак не подействовало.
– Угу, – сказал он и отвернулся, чтобы повесить пальто.
Дейдри продолжила:
– Он пришел, чтобы расспросить про миссис Макгинти.
Мистер Уэтерби застыл на мгновение, потом снова занялся своим пальто, аккуратно прилаживая его на вешалке.
– Это просто поразительно, – изрек он. – Женщина ушла из жизни несколько месяцев назад. Да, она тут работала, но у нас нет никаких сведений о ней или ее семье. А были бы, мы бы давно все рассказали полиции.
Тон его означал: вопрос исчерпан. Он взглянул на часы.
– Обедать, я полагаю, будем через четверть часа.
– Боюсь, обед сегодня немного задержится.
Мистер Уэтерби снова вопросительно поднял брови.
– Вот как? Можно узнать – почему?
– Фрида сегодня замешкалась.
– Моя дорогая Дейдри, неудобно об этом напоминать, но ведение хозяйства в доме лежит на тебе. Буду признателен, если в следующий раз ты проявишь большую пунктуальность.
Открыв входную дверь, Пуаро вышел на улицу. Потом оглянулся через плечо.
Мистер Уэтерби смотрел на падчерицу с холодной неприязнью. В ее же взгляде, направленном на отчима, читалось нечто очень похожее на ненависть.