— Это ты рассказала Тому про кровать?
— Нет. — Сара сглотнула.
— Ты что, ему в жилетку плакалась?
В отчаянии Сара помотала головой и отвернулась к стене, пряча лицо.
— Мне надо выйти, — пробормотала она. Протиснувшись мимо Ричарда, Сара выскочила на улицу и кинулась к машине.
— Сара, подожди! — крикнул Ричард и бросился следом.
Забравшись на соседнее сиденье, он подождал, когда она успокоится.
— Хороший праздничек устроили — у всех на глазах скандал закатили, — пробормотал он, заглядывая ей в лицо и не сомневаясь, что гости наблюдают за ними из окна.
— Ничего, пусть знают, что ты тоже не совершенство, — ответила Сара, чувствуя, как в ней закипает злость.
— В каком смысле? — опешил Ричард.
— Ты прямо как… черт, да не знаю я! Тебя здесь прямо-таки за местного героя считают.
— Не смеши меня.
— А каково, думаешь, от этого Гарри? Да и Тому. Ты никогда не жалуешься. Никогда не ошибаешься. Ты — эталон, до которого им расти и расти.
— Так… — Ричард скрестил руки на груди, с трудом сдерживая гнев. — Вот какая, значит, у тебя теория.
— Они из кожи вон лезут, чтобы чего-то добиться — как все нормальные люди. Только тебе одному все само дается. Знаешь, мне ведь тоже непросто. А тут ты — такой идеальный, прямо не от мира сего. И никогда ты не ошибаешься, Ричард, ну ни разу.
— Я развелся.
— Ты и об этом молчишь. Что я знаю о вас с Бронте? Вот столечко… — Сара показала кончик мизинца.
— Господи. — Ричард закрыл глаза.
К кухонному окну прилипли лица — гости в открытую наблюдали за происходящим.
— Что у тебя в душе происходит? Никто не знает, Ричард, даже я, а мы ведь прожили вместе уже год.
— О чем ты?
— Ладно, — сдалась Сара. — Давай поговорим, но не сейчас. И не здесь.
— Нет, сейчас, поехали куда-нибудь. Хоть ко мне в клинику.
— Что?
— Заводи машину. — Ричарда просто трясло. — Поехали!
Чувствуя взгляды гостей, Сара повернула ключ в зажигании и завела двигатель.
За всю дорогу они не вымолвили ни слова. У клиники Ричард молча вылез из машины, дождался Сару и открыл дверь черного хода, ведущую прямо в его кабинет. Когда дверь за ними закрылась, он тихо заговорил:
— Через пару месяцев годовщина нашей свадьбы.
Сара кивнула.
— Мы с Бронте годовщину не праздновали. Я надеялся, с тобой все будет по-другому. Хотел тебе сюрприз устроить, поехать куда-нибудь.
— Ну почему все, что мы делаем или не делаем, нужно сравнивать с тем, как было с Бронте?
— Вот видишь! — вскинулся Ричард. — Стоит мне заговорить о Бронте, как вдруг — раз — и мне нельзя о ней говорить. А потом ты жалуешься, что я не общаюсь и ничего тебе не рассказываю.
— Я не это имела в виду, — пробормотала Сара, сунув руки в карманы джинсов. В кабинете пахло больницей и псиной.
— А что тогда?
— Единственное, что я знаю, — это то, что у нее был выкидыш! — выпалила Сара. — И все! Ты сказал… — она подыскивала слова, пытаясь припомнить давний разговор в Лондоне, — ты сказал, что это было грустно. Бога ради, Ричард! Это было грустно?! И все?!
— Какое это имеет сейчас отношение к делу?
— Самое прямое. Я вышла за тебя замуж. И мы с тобой — семья. Только не получается. И мне осточертело жить со святым! Ты никогда не ошибаешься, никогда не оступаешься, никогда не грешишь, никогда не даешь слабины, да? Я не понимаю, зачем я тебе вообще нужна! — орала Сара.
Повисла тяжелая пауза; из соседней комнаты, где Ричард держал ночных пациентов, донесся лай.
— И ты решила излить душу Тому? — спросил наконец Ричард.
— Нет! Том к этому не имеет ни малейшего отношения, — отрезала она.
Вздохнув, Ричард принялся рассеянно передвигать склянки на столе. Завтра он как ни в чем не бывало придет сюда работать — общаться с животными, как тот самый муж из письма Гарри.
— Мы тогда потеряли не только ребенка, — произнес он наконец, — мы потеряли и Ангела. Когда погибает лошадь, это очень больно — в конце концов, это такие красивые животные, — но пережить можно. К этому привыкаешь и в глубине души знаешь, что так надо — не принимать смерть близко к сердцу. Если убиваешься из-за одного животного, начинаешь ко всем так относиться, а тогда работать становится просто невозможно.
Сара кивнула.
— Существуют определенные правила — как держать лошадь, поддерживать, — продолжал Ричард, захлебываясь словами, словно в горячке, — а я ее на руки взял. Почти как человека — да она и была для меня человеком. И для Бронте. Мы уже давно считали ее членом семьи. Понимаешь, мы в один миг потеряли и ребенка, и члена семьи.