Там были цветочные клумбы в форме полумесяца, на которых цвели гиацинты, между цветами уже вилась ранняя пчелка. Гиацинты напомнили Тому о тете Гвен, но теперь он на нее не сердился. Ничегошеньки она не знает, бедняжка, что с нее возьмешь.
У края лужайки Том резко остановился. На серо-зеленой, покрытой росой траве виднелись два ряда более темных пятен — следы. Кто-то прошел по лужайке, постоял, повернулся и пошел в другую сторону. Когда? Наверно, после того, как Том очутился в саду.
— Уверен, что их раньше не было, точно-точно, не было.
Сколько времени этот неизвестный тут простоял? Зачем он здесь оказался? Мальчику вдруг стало не по себе, он — а может, она? — стоял лицом к ряду тисов. Получается, что когда Том шел по дорожке и видел мелькание дома сквозь просветы между деревьями, кто-то стоял у дома и видел мелькающую за деревьями мальчишескую фигурку.
Том оглядел дом, окно за окном. Кто-то отпрянул от окна на верхнем этаже? Нет, просто почудилось.
Нервы Тома были на пределе, он чуть не упал, когда в саду послышался какой-то резкий звук. Это хлопнула калитка. Он присел за кустом, а потом пополз в направлении звука. Кто-то прошел через калитку у солнечных часов — мужчина с тачкой.
Через секунду Том сообразил, что это, должно быть, садовник, и он ничего ужасного не замышляет, просто начал дневную работу. Садовник насвистывал, и Том вдруг понял, что весь сад полон звуков — пения птиц, шелеста листьев в утреннем ветерке и всех этих непрестанных шорохов дышащих деревьев, кустарников, трав и насекомых. Солнечные лучи уже проникали повсюду, согревали землю, высушивали росу. Железная стрелка солнечных часов начала наконец отбрасывать тень. Наступил день, и Том испугался, что застрял в этом чужом времени. Он снова пересек лужайку, надеясь поскорее попасть в дом и вернуться на второй этаж в свою постель — если, конечно, его спальня, не говоря уже о кровати, все еще там, на своем месте. Через дверь виднелась прихожая со множеством предметов обстановки, замеченных прошлой ночью, — теперь света хватало с лихвой. Утром все выглядело до ужаса реально.
Его подгонял страх, но он все же помедлил на пороге дома, обернулся еще раз взглянуть на следы на траве. Они еще не совсем исчезли, хотя теплое солнце уже слегка подсушило росу. (Он даже не заметил, что — удивительное дело! — его собственных следов, которыми должна бы пестреть лужайка, совсем не видно.)
Том вошел в дом, закрыл дверь и заложил засов. Он очутился в абсолютной темноте, слышно было только тиканье старинных часов — единственный знакомый звук. Мальчик вытянул руку, чтобы нащупать полку, — никакой полки. Пошарил по стене, где висел барометр, — никакого барометра. Вокруг совершенно пусто, вся мебель исчезла. Остались только часы, но часы тут были всегда, какое бы ни было время. Только что прихожая была полна мебели, ковров и картин, а теперь ничего — пустые стены, как днем.
Если прихожая пришла в нормальный вид, тогда все в порядке, Том благополучно вернулся в свое время, и наверху его ждет собственная кровать. От этой мысли мальчика охватил другой, правда, куда меньший, страх, смешанный с уколами совести. Тиканье часов напомнило — на циферблате нет тринадцатого часа, а он, безо всяких на то оснований, не в постели. Как ему только в голову пришло, что его маленькая экспедиция займет всего пару минут? Страшно подумать, сколько времени он провел в саду — вышел из дома задолго до рассвета, а вернулся, когда солнце уже светит вовсю.
Том прокрался наверх и сразу же отправился на кухню — поглядеть на кухонные часы. Маленькие и безобразные, они показывали совершенно точное время.
Мальчик нащупал коробок у плиты, чиркнул спичкой, стараясь не производить особого шума, заслонил пламя. Зажигать верхний свет небезопасно, вдруг дядюшка с тетушкой проснутся. Поднес горящую спичку к циферблату часов — стрелки показывали начало первого.
С полуночи прошла всего пара минут!
Пока спичка догорала, Том не сводил взгляда с часов. Недоумение не проходило, но одно он знал наверняка — обещания, данного дяде, он не нарушил.
Мальчик на цыпочках прокрался в постель. Хорошо, что он двигался почти бесшумно, ведь дядя все еще не заснул. Алан Китсон только-только закончил начатый пару минут назад монолог. «Если проклятые часы и в час ночи будут бить без остановки, пойду наверх, разбужу миссис Бартоломью и буду жаловаться. Пусть не думает, что я ее боюсь».
Глава 6