— Я могу это сделать, ваше величество. Это куда существеннее грызни при вашем дворе. И я это могу. И не убивайте меня, когда все закончится, а лучше заплатите мне. — Глаза ее блеснули при воспоминании о знаменах с красным полумесяцем. — Война на земле будет всегда, ваше величество, и пока существует война, вы вынуждены мириться с существованием такого зла, как военные капитаны. Воспользуйтесь же нами! Здесь мой священник — он готов принять у меня присягу на верность вам.
Гелимер долго усаживался на трон. «Эта минута, — подумала Аш, — даст ему возможность пораскинуть умом».
— Ну уж не это, — в его голосе прозвучало больше злобы, чем раньше. — Вы как минимум наемник, который дезертирует при малейшей возможности.
— Сир? — Аш была оскорблена.
— Слыхал я о вашей славе. Я читал отчеты, которые, по словам Леофрика, прислала его дочь-генерал с севера. Поэтому мне ясно одно. Вы сделаете то, что уже сделали в прошлом месяце, в Базеле, когда дезертировали и вступили в армию Бургундии. Вы называете себя «кондотьером» — но ведь вы нарушили контракт с нами в Базеле!
— Я не нарушала контракта!
Название города Базеля взбудоражило всех. Все заговорили разом и заглушили ее голос. У Аш заболел желудок. Стало шумно, каждый пересказывал соседу какой-нибудь искаженный вариант этой истории. У стоявшего рядом с ней Леофрика лицо приобрело землистый оттенок.
— Но было совсем не так! — Протестуя, Годфри Максимиллиан вскочил с колен и обратился к королю-калифу. — Она подвергла Аш пыткам! Это она нарушила контракт! Мы и не собирались присоединяться к бургундской армии! Аш! Скажи ему!
— Ваше величество, выслушайте…
— Клятвопреступница! — с удовлетворением произнес король-калиф. — Видишь, кому ты доверился, Леофрик? И она, и ее муж! Все эти франки — предатели, ненадежные мерзавцы!
Годфри Максимиллиан оттолкнул с дороги двух солдат; Аш вцепилась в него, когда их окружили воины, оттаскивая его назад. У нее на лице появилась горькая улыбка. «Я всегда хотела быть известной всему христианскому миру — и вот она, слава».
— Годфри! Да не важно, что на самом деле произошло! — она в отчаянии трясла его. — Кому важно, что я говорю правду? Ты видишь, что я стараюсь объяснить? Правда для них — то, чему они решили верить. Черт побери, кому когда была нужна правда!
— Но, дитя!
— С этим надо по-другому. Я вытащу нас отсюда. — Как?
Его голос заглушил пронзительный звук горна. Король-калиф Гелимер, не поднимаясь с места, поднял руку. Наступило молчание во всей ротонде.
— Мы не для того сегодня помазаны на королевство, чтобы мы спорили с нашими верными подданными. Леофрик, доказано, что она предатель. Ее необходимо уничтожить. Она чудовище. — Гелимер откинулся на спинку трона. — Надо же, Голоса слышит! Как и твое другое дитя, но то, другое, хотя бы не изменит. Возможно, когда ты произведешь вивисекцию этой, ты сможешь рассказать нам, в какой части человеческого сердца располагается предательство.
По толпе пробежал гортанный льстивый смех.
Аш смотрела на лица дворян и рыцарей, епископов и аббатов, торговцев и солдат и видела на них только любопытство, жадность, самодовольство. Одни мужчины. Ни женщин, ни рабов, ни глиняных големов.
Король-калиф Гелимер сидел, положив обе руки на подлокотники трона, ладонями обхватив резные листья, выпрямив спину, заплетенная борода торчала вперед, и глядел на тысячи мужчин, собравшихся под крышей дворца и под большим отверстием Уст Господа над головой.
— Амиры Карфагена, — эхом отразился от купола высокий голос Гелимера, — вы слышали, как один из вашего числа, амир Дома Леофрик, сомневается в нашей победе на севере.
Аш увидела, что Леофрик рядом с ней беспокойно зашевелился, удивленный и раздраженный, и подумала: «Он не понимал, что это грядет. Дерьмо!».
Снова возвысил свой голос новый король-калиф:
— Амиры Карфагена, командиры империи визиготского народа, вы избрали меня не для того, чтобы я вел вас к поражению — или даже к худому миру. Мир — для слабых. Мы — сильны.
Блестящий взгляд черных глаз Гелимера мельком коснулся Аш.
— Никакого мира! — повторил он. — И никакой войны, которую ведут слабаки, мои амиры. Война — для сильных. На севере мы воюем с Бургундией, самой сильной из стран-еретиков христианского мира. Самая обильная по своим богатствам, имеющая самую сильную армию, самого могущественного герцога. И эту Бургундию мы победим.
Молчание царило под изображением зеленых ветвей, выходящих из Уст Господа, под каменным ободом отверстия, выходящего на черное дневное небо Карфагена.
Гелимер продолжал:
— Но нам недостаточно просто победить. Мы не просто покорим Бургундию. Мы сотрем Бургундию в прах. Наши армии огнем и мечом проложат себе путь на север, от Савоя до Фландрии. Каждое поле, каждая деревня, каждый город — мы разрушим их все. Каждую рыбачью лодку, галеон и военный корабль — мы уничтожим их все. Каждого еретика — дворянина, епископа или крепостного, — мы прикончим их до единого человека. И великого, победоносного герцога Бургундского, и весь его род — мы уничтожим до последнего младенца. Его самого, его наследников, его преемников, до последнего мужчины, женщины и ребенка, — мы убьем всех. И после того как мы покажем такой пример, мы, мои амиры, станем властителями христианского мира и никто не осмелится оспорить наше право.
При этом последнем слове ее потряс громкий рев. Рядом с нею орал Гейзерих. Ариф Альдерик громко кричал. От громкого вопля тысяч мужских глоток Аш вздрогнула; она слышала такой крик на поле боя, но тут — отраженный от стен храма — он ее испугал. Она боялась, как дикое животное. Боялась всех — боялась за свою жизнь.
— Теперь ясно, — прошептал ей на ухо Годфри. — Ясно, как он добился избрания. Складно мелет языком.
Шум начал замирать, отражаясь от трона в центре зала. Люди Дома Леофрика по-прежнему стояли неподвижно под своими знаменами.
Король-калиф наклонился к Леофрику:
— Понял, амир? Ты ведь знаешь, у нас есть совет каменного голема: Бургундию надо разрушить в назидание всем остальным. Каменный голем был нашим советчиком — так было для многих поколений королей-калифов; подольше, чем мы пользовались услугами твоей бабы-генерала. А что касается второй ублюдочной рабыни — она нам и вовсе не нужна. Пусти ее в расход.
Холодные капли мокрого снега падали на щеки Аш. Она дрожала. Горящие свечи давали неверное тепло, а с улицы задувал ледяной ветер. В глубине утробы Аш, в животе, нарастало какое-то сильное животное чувство; она знала по опыту, что это превратится в парализующий страх или, наоборот, в сверхвозбуждение, готовность к немедленному, яростному действию.
— Нет! — она звучно сплюнула. — Провались я, если умру тут! Леофрик…
— Тихо, — проскрипел Леофрик. Он весь взмок в своих изящных одеждах и от него разило потом.
Аш зашептала:
— Домашнее войско, мечи, палаши; один выход; одна женщина — безоружная…
В течение десятка лет она призывала свой Голос на помощь в тактических вопросах. Леофрик не может запретить ей задавать вопросы каменному голему, не может запретить ему отвечать ей…
А вдруг — может?
Страх заставил ее забыть о внезапном молчании в голове, когда она оказалась верхом среди пирамид и сфинксов за городом, и сейчас при воспоминании она похолодела.
Она прикусила губу и замолчала, потому что Леофрик опять заговорил, обращаясь к королю:
— Хорошо. Если вы хотите, так и будет. Но, ваше величество, обдумайте еще один довод, прежде чем выскажете свое окончательное решение. Если вы позволите ей вести войну за вас, она не убежит. Ей некуда идти.