Она улыбнулась ему. А он продолжал, согретый ее молодостью и женственностью:
— Или возьми Джорджа. Что представляет собой Джордж? Ничтожество! Рыба, а не человек! Напыщенный пустозвон, безмозглый, да к тому же скупой! Дэвид? Этот всегда был глупцом. Глупцом и фантазером. Сын своей матери. Не отходил от нее. Единственный разумный его поступок — это женитьба на степенной и приятной женщине. — Он стукнул кулаком по ручке кресла. — Лучший из них — Гарри. Бедняга и неудачник! Но, по крайней мере, он живой человек!
— Да, он славный, — согласилась Пилар. — Он смеется, хохочет, откидывая голову. Да, мне он очень правится.
— Правда нравится? — посмотрел на нее старик. — Гарри всегда пользовался успехом у женщин. Это у него от меня. — И засмеялся тихим затаенным смехом. — Нет, все-таки я неплохо пожил на свете, совсем неплохо. Чего только не было в моей жизни… Все было.
— У нас в Испании есть поговорка, она звучит примерно так: «Бери что хочешь, но и плати за это, говорит Господь».
Симеон с одобрением стукнул по ручке кресла.
— Отлично сказано, девочка. «Бери что хочешь…» Я так и делал всю жизнь. Брал что хотел…
— И платили за это? — вдруг звонким голосом спросила Пилар.
Симеон перестал смеяться. Он выпрямился и внимательно посмотрел на нее.
— Что ты сказала? — спросил он.
— Я спросил, платили ли вы за это, дедушка?
— Не знаю… — медленно произнес Симеон Ли.
И, снова ударив кулаком по ручке кресла, он вдруг сердито спросил:
— Почему ты спросила меня об этом, девочка? Почему?
— Мне интересно, — ответила Пилар.
Веер в ее руке замер. В темных глазах таилось что-то загадочное. Она сидела, гордо откинув голову, как бы осознавая силу своих женских чар.
— Ты дьявольское отродье… — произнес Симеон.
— Но я же нравлюсь вам, дедушка? — мило возразила она. — Вы любите, когда я сижу здесь, возле вас.
— Да, люблю, — согласился Симеон. — Уже давно я не видел такое юное и красивое существо… Это идет мне на пользу, греет мои старые кости… И ты моя плоть и кровь… Молодец Дженнифер, она оказалась самой достойной из всех моих детей!
Пилар молча улыбалась.
— Меня не обманешь, запомни, — продолжал Симеон. — Я знаю, почему ты так терпеливо высиживаешь здесь, слушая мои россказни. Это все из-за денег. Или ты хочешь сказать, что любишь своего старого дедушку?
— Нет, я не люблю вас, — ответила Пилар. — Но вы мне нравитесь. Очень нравитесь. Это чистая правда, поверьте. Я знаю, что вы были злым человеком, но это мне тоже правится. Вы более живой, настоящий, в отличие от всех остальных в этом доме. И рассказываете интересно. Вы много путешествовали и жизнь прожили полную приключений. Будь я мужчиной, я бы тоже была такой.
— Да, наверное… — кивнул Симеон. — Говорят, в нас есть и цыганская кровь. Правда, ни в ком из моих детей, кроме Гарри, она не чувствуется, но в тебе она видна. И знай, когда нужно, я умею быть и терпеливым. Один раз я прождал целых пятнадцать лет, чтобы расправиться с человеком, который нанес мне обиду. Это еще одна фамильная черта Ли. Мы не забываем! Мы мстим за нанесенное нам оскорбление и через много лет. Этот человек обманул меня. Я прождал целых пятнадцать лет и только тогда нанес удар. Я разорил его! Обчистил до последнего пенни! — Старый Ли тихо рассмеялся.
— Это было в Южной Африке? — спросила Пилар.
— Да. Потрясающая страна!
— Вы туда возвращались, да?
— В последний раз я был там через пять лет после женитьбы.
— А перед этим? Вы много лет прожили там?
— Да.
— Расскажите.
Он принялся рассказывать. Пилар, прикрыв лицо веером, молча слушала.
Устав, он заговорил медленнее…
— Подожди, я тебе кое-что покажу, — сказал он.
С трудом поднявшись и опираясь на палку, он, хромая, прошел по комнате, открыл большой сейф и, обернувшись, подозвал ее к себе:
— Вот, смотри. Потрогай их и высыпь себе в ладонь.
Взглянув на ее недоумевающее лицо, он за- . смеялся:
— Знаешь ли ты, что это такое? Алмазы, дитя мое, — настоящие алмазы.
Глаза Пилар расширились. Она нагнулась, чтобы рассмотреть получше.
— Но ведь они похожи на простые камешки, — сказала она.
Симеон засмеялся: