— Мне думается, вы можете рассчитывать на нас, мистер Ли, — сказал Сагден.
— А коли вы не сумеете, я собственными руками заставлю преступника ответить по закону, — заявил Гарри Ли.
— Есть ли у вас в таком случае какие-либо подозрения по поводу личности убийцы? — резко спросил начальник полиции.
— Нет, — покачал головой Гарри. — Знаете, для меня это событие оказалось полной неожиданностью. Я размышлял о нем и не могу представить себе, каким образом в дом мог проникнуть посторонний…
— Верно, — кивнул Сагден.
— А если это так, — продолжал Гарри Ли, — значит, убийца находится в доме… Но кто, черт побери, способен на это? Слуг заподозрить невозможно. Тресилиан служит здесь испокон веков. Слабоумный лакей? Ни в коем случае. Хорбери? Он, конечно, наглец, но Тресилиан сказал мне, что он в то время был в кино.
Итак, к чему мы приходим? Если не считать Стивена Фарра (а какого черта тому тащиться из Южной Африки, чтобы прикончить совершенно чужого ему человека?), то, значит, остаются только члены семьи. Но я, хоть убей, не могу представить себе любого из нас в этой роли. Альфред? Он обожал отца. Джордж? У него ума на это не хватит. Дэвид? Дэвид всегда был слабаком. Да он упал бы в обморок, увидев порезанный палец. Их жены? Но женщина не способна перерезать мужчине глотку. Так кто же это сделал? Ей-богу, но знаю. А чертовски хочется знать.
Полковник Джонсон откашлялся — это уже вошло у него в привычку — и спросил:
— Когда вы в последний раз видели своего отца нынче вечером?
— После чая. Он только что кончил ссориться с Альфредом. По поводу вашего покорного слуги. Старик терпеть не мог, когда ему противоречили. И любил затеять хорошую свару. По-моему, он для этого и хранил в секрете факт моего прибытия. Хотел посмотреть, как полетят пух и перья, когда я явлюсь нежданно-негаданно. И о том, что собирается переделать завещание, заговорил но этой же причине.
Пуаро оживился.
— Значит, ваш отец упомянул о завещании? — пробормотал он.
— Да. В присутствии всех. И, как кот за мышью, следил за нашей реакцией. Как бы невзначай позвонил своему адвокату и попросил его приехать сразу после Рождества.
— Какие же изменения он собирался внести? — спросил Пуаро.
Гарри Ли усмехнулся:
— Об этом он нам не сказал. Старая лиса! Думаю или, скажем так, хочу думать, что это были бы изменения в пользу вашего покорного слуги! Уверен, в старом завещании обо мне вообще не упоминалось. А теперь меня должны были вспомнить. Вот был бы удар для всех прочих! И Пилар он тоже не забыл бы — она явно ему понравилась. Ей бы, по-моему, достался жирный кусок. Вы еще не видели мою испанскую племянницу? Красивая девица, в ней сочетаются ласковое тепло юга с его же жестокостью. Жаль, что прихожусь ей дядюшкой!
— Вы говорите, что она. понравилась вашему отцу?
— Она сумела обвести старика вокруг пальца, — кивнул Гарри. — Просиживала у него часами. Держу пари, знала, на что рассчитывать! Но он мертв, и теперь никаких завещаний ни в пользу Пилар, ни в мою. Не повезло!
Он нахмурился, помолчал секунду и продолжал уже совсем другим тоном:
— Но я отвлекся. Вы хотели знать, когда я в последний раз видел отца? Как я уже сказал вам, после чая — было немногим больше шести. Старик был в отличном расположении духа, но выглядел, пожалуй, немного усталым. Я ушел, оставив его с Хорбери. Больше я его не видел.
— А где вы были во время убийства?
— В столовой с братом Альфредом, за не очень приятной беседой. И в самый разгар ее, когда она перешла в настоящую ссору, мы услышали над головой грохот. Казалось, будто там борются несколько человек. А потом отец, бедняга, закричал. Да так, будто свинью зарезали. Альфред застыл как каменный, челюсть у него отвисла. Пришлось привести его в чувство, и мы побежали наверх. Дверь была заперта. Пришлось ее взломать, и не без усилий. Почему дверь, черт побери, оказалась закрытой, не могу понять! В комнате, кроме отца, никого не было, и будь я проклят, если кому-нибудь удалось уйти через окно.
— Дверь была заперта снаружи, — сказал инспектор Сагден.