— И что потом?
— Потом я пошла и отыскала Стивена. Мы танцевали под граммофон.
— Стивена Фарра?
— Да. Он приехал из Южной Африки. Сын дедушкиного партнера. Тоже очень красивый. Загорелый, рослый, и у него чудесные глаза.
— Где вы были, когда произошло убийство?
— Сначала я была в гостиной вместе с Лидией. Затем отправилась к себе в комнату, чтобы подкраситься. Я собиралась опять потанцевать со Стивеном. А потом я услышала крик, и все куда-то побежали, и я побежала вслед за ними. Гарри со Стивеном старались взломать дверь в дедушкину комнату. Им это удалось. Они оба рослые и сильные.
— А затем?
— Затем, — хлоп — дверь упала, и мы все заглянули внутрь. Ну и зрелище! Все было переломано, перевернуто, а дед лежал в луже крови, и глотка у него была перерезана вот так, — она провела ребром ладони себе по шее, — от уха до уха.
Она умолкла, явно наслаждаясь произведенным эффектом.
— Вам не страшно было видеть столько крови? — спросил Джонсон.
— Нет. Почему мне должно быть страшно? — Она вытаращила глаза. — Когда людей убивают, всегда много крови. А здесь ее столько было! Кругом была кровь!
— И что говорили вокруг? — спросил Пуаро.
— Дэвид сказал что-то забавное. Что же он сказал? Ах да. Жернова Господни, сказал он, — и она повторила, делая ударение на каждом слове, — жернова Господни… Что это значит? Жернова — это то, чем мелют муку, верно?
— На этом, я думаю, мы закончим, мисс Эстравадос, — предложил полковник Джонсон.
Пилар послушно встала.
— Ну так я пойду?
И, поочередно одарив каждого из присутствующих быстрой пленительной улыбкой, она закрыла за собой дверь.
— «Жернова Господни мелют хоть и медленно…» — произнес полковник Джонсон. — Вот что сказал Дэвид Ли.
15
Дверь открылась, и полковник Джонсон поднял голову. В первый момент он принял входящего за Гарри Ли, но после того, как тот прошел в комнату, понял, что ошибся.
— Садитесь, мистер Фарр, — пригласил он.
Стивен Фарр сел. Потом поочередно оглядел каждого холодным умным взглядом.
— Боюсь, от меня будет мало толку. Но я готов ответить на любые ваши вопросы. Пожалуй, для начала я расскажу вам о себе. Мой отец, Эбенезер Фарр, много лет назад, еще в Южной Африке, был компаньоном Симеона Ли. Это все события сорокалетней давности.
Он помолчал.
— Отец часто рассказывал мне, что за человек был Симеон Ли и как славно они вместе потрудились. Симеон Ли нажил там целое состояние, да и отец не сплоховал. Отец постоянно твердил мне, что если я когда-нибудь буду в Англии, то должен обязательно разыскать мистера Ли. «Прошло много времени, — однажды сказал ему я, — и он, возможно, не признает меня», — но отец только рассмеялся. «Когда двое испытали вместе то, что мы с Симеоном, они друг друга не забудут», — ответил он. Два года назад отец умер. Нынче я впервые попал в Англию и решил выполнить отцовский завет.
— Я немного волновался, когда приехал сюда, — чуть улыбнулся он, — но, оказалось, зря. Мистер Ли тепло меня встретил и уговорил провести Рождество у них в доме. Я боялся, что буду некстати, но он и слышать не хотел об этом.
И добавил несколько смущенно:
— Мистер и миссис Альфред Ли были очень любезны со мной, и мне жаль, что их постигло такое несчастье.
— Сколько времени вы уже здесь, мистер Фарр?
— Со вчерашнего дня.
— Вам довелось сегодня видеть мистера Ли?
— Да, я разговаривал с ним утром. Он был в хорошем настроении и расспрашивал о многих наших общих знакомых.
— Больше вы его не видели?
— Нет.
— Говорил ли он вам, что хранит у себя в сейфе коллекцию необработанных алмазов?
— Нет.
И, не дожидаясь нового вопроса, Стивен спросил:
— Вы хотите сказать, что его убили с целью ограбления?
— Мы пока не знаем, — ответил Джонсон. — А теперь перейдем к событиям сегодняшнего вечера. Но расскажете ли нам, чем вы занимались?
— Пожалуйста. После того как дамы вышли из столовой, я остался там и выпил стакан портвейна. Затем, сообразив, что братья Ли, возможно, хотят поговорить о каких-то своих делах без посторонних лиц, я извинился и вышел.
— Куда?
Стивен Фарр слегка откинулся назад, поглаживая указательным пальцем подбородок.
— Я прошел в большую комнату с паркетным полом, похожую на танцевальный зал, — равнодушно объяснил он. — Там был граммофон, и я ставил пластинки.
— Быть может, вы были там не в полном одиночестве? — спросил Пуаро.