Мы с этим высоким мальчишкой, который Длинный, прислушиваемся у двери.
Ручка, которая на двери, она поворачивается.
Это Кирпич пытается выйти.
Длинный смеется и держит дверь, чтобы она не открылась.
Мы с Длинным стоим и прислушиваемся. Кирпич говорит из-за двери:
— Тут еще даже хуже воняет, просто жуть как воняет. А где здесь свет?
В комнате зажигается свет, проникает под дверь. А потом. Кирпич кричит.
Кирпич кричит и пытается открыть дверь.
Бьет по двери кулаками.
Кричит и бьет по двери кулаками.
Ручка на двери поворачивается, но Длинный держит ее, не дает открыть дверь. И смеется.
Кирпич кричит, бьет по двери ногами, громко-громко кричит, хочет что-то такое произнести, только слова никак не произносятся.
Длинный смотрит на меня. Он уже не смеется.
Кирпич кричит, бьет по двери ногами. И кулаками. И головой.
Длинный смотрит на меня. Потом смотрит на дверь и отпускает ручку.
Дверь открывается.
Кирпич выходит наружу.
Он весь белый-белый. Его, похоже, тошнит.
Кирпич бежит к лестнице. Вниз по лестнице. Спотыкается, падает.
По-моему, его сейчас точно стошнит.
Длинный заходит в комнату.
Потом выбегает из комнаты и бежит вниз по лестнице.
Его тоже тошнит.
Я захожу в комнату. Посмотреть, что там такое. Там мертвый мальчик.
Он такой же, как я. Моего возраста. Ходит со мной в одну школу. Он — это я. У него…
У него отрезаны руки. Они лежат «вверх ногами», приставленные к плечам. Как будто он держит себя за плечи.
И еще у него разрезанные глаза. Я выхожу из комнаты.
Спускаюсь по лестнице вниз. Но сперва закрываю дверь в мамину спальню. Потому что там жутко воняет, хуже всего. Я закрываю дверь и спускаюсь по лестнице.
Дверь, которая на улицу, открыта. Это пусть к отступлению, если что.
Все уже вышли на улицу.
Я в большой комнате. Там горит свет. Это я включил свет, помахал выключателю рукой и сказал «привет». Это наша большая комната, в нашем доме, где я раньше жил. Здесь стоит кресло, в котором я раньше сидел и смотрел телевизор. А теперь кресло завалено мешками с мусором. Еще здесь есть стол. Я за ним рисовал, и раскрашивал, и ужинал. Стол тоже завален мешками с мусором. А скоро здесь будет лагерь с палаткой. Мальчик, который похож на крота, сказал, что они с братом скоро поставят палатку, и будет уже настоящий лагерь.
Я поднимаюсь наверх. Зажимаю нос. У меня есть затычки в носу. Но я все равно чувствую, как воняет. И особенно там, наверху. В маминой спальне, где лежит мертвый мальчик с отрезанными руками. Я поднимаюсь наверх.
Коробок Боксфорд
Это мой медвежонок, он снова со мной. Только он…
Только он теперь сломан.
Я — Том, я сижу перед зданием театра. Театр — это такое место, где играют всякие спектакли. Показывают представления.
Театр — он весь в разноцветных огнях. Это очень красиво. Я сижу на траве, на газоне, смотрю на огни.
Потом смотрю на дорогу. Там, через дорогу, еще одно здание, на котором табличка. На табличке написано: «Лестер-сквер».
Уже ночь, и на улице темно, только здесь, перед театром, совсем не темно, потому что повсюду горят огни. Люди ходят туда-сюда. Их очень много-людей. Я смотрю на их ноги. Мне видны только ноги, потому что я маленький и сижу на траве.
Рядом со мной, на траве, спит какой-то дяденька.
Мертвого мальчика нет.
Я сижу.
А потом открывается дверь. Дверь, которая из театра. Я слегка пододвигаюсь, чтобы меня не задело. Наружу выходят два дяденьки. Несут большую коробку. На коробке написано: «Костюмы».
Дверь остается открытой. Я заглядываю туда, внутрь.
Там, за дверью, театр. Но не весь театр, а только часть. Такое специальное место за сценой, называется закулисы. Не то, где играют спектакль, а где его ставят, чтобы сыграть потом. Эти два дяденьки, которые с коробкой, они ставят коробку в кузов грузовика. Там на кузове написано: «Лондон. Костюмы и реквизит». Грузовик уезжает. Дяденьки входят обратно в театр и закрывают дверь.
Я сижу. Закрываю глаза. Засыпаю.
Заснуть — это очень легко. Даже если ты не на кровати, все равно заснуть — это несложно. Только надо забрать с собой Клоуна Подушкина. Я беру Клоуна Подушкина, и беру его руки, которые отрезанные, и кладу их в карманы своих школьных брюк. Это новые брюки, которые купила мне Прим. Я беру Клоуна Подушкина и выхожу из дома на улицу. Это мой медвежонок. Я прижимаю его к себе. Он теперь сломанный, у него нету рук. Только ноги. И еще голова. И туловище. Мы с Клоуном Подушкиным бродим по улицам. Целый день и потом еще — целую ночь. И еще один день, и еще одну ночь. Заходим с ним в магазин, чтобы взять мне поесть. Идем в парк, чтобы я сел и поел. Какая-то тетенька меня наругала, что кушать на улице нехорошо. Потом мы с Клоуном Подушкиным спим прямо в парке. А теперь — рядом с театром.