Тодд Эверетт. Не столько поэт, сколько поставщик историй о придуманных путешествиях
«New Musical Express», 29 ноября 1975 года
Он категорически отказывается это признавать и наверняка постарается избежать подобной темы, однако Том Уэйтс — поэт.
Он согласен быть сонграйтером, и это правда — он отличный сонграйтер.
Для тех, кто его не любит, кто полагает, будто в нем нет ничего интересного, Уэйтс — чучело, пьяный фигляр, который бродит по сцене, выборматывая бессмысленный набор слогов.
Для его фанатов, числом намного больше хулителей, Уэйтс — это «что-то особенное», он тот, кого мы все так долго ждали. Еще вам скажут, что эта уличная крыса с козлиной бородкой — слишком большой талант, чтобы не обращать на него внимания, а кроме того, первая удачная попытка облечь бит-культуру Гринвич-Виллиджа пятидесятых в форму, понятную сегодняшним слушателям.
В свои двадцать с чем-то лет Уэйтс воспринял эту богатую и захватывающую культуру с пылом религиозного прозелита. Он пришел к ней лет в пятнадцать — в возрасте, когда одни открывают Дилана, другие — свинг, третьи — Спрингстина[79]. Пятнадцать лет — очень важный и восприимчивый возраст.
Уэйтс открыл Керуака.
— Наверное, все [читают Керуака на каком-то этапе своей] жизни. Я вырос в Южной Калифорнии, но, несмотря на это, Керуак произвел на меня грандиозное впечатление. Дело было в шестьдесят восьмом году. Я стал носить темные очки и подписался на «Даун-бит»[80]... Я немного опоздал. Керуак умер в шестьдесят девятом в Санкт-Петербурге, Флорида, озлобленным стариком... Больше всего меня заинтересовал именно стиль. Я открыл Грегори Корсо, Лоренса Ферлингетти... Гинзберг до сих пор дает иногда жару.
Источники становились все разнообразнее: комик Лорд Бакли, Кен Нордайн с его «словесным джазом» — уникальной комбинацией историй и импровизированного джазового сопровождения. Рэй Чарльз, Моуз Эллисон. И Джеймс Браун.
— В пятьдесят седьмом году на «Ганновер-рекордс» вышел превосходный альбом — «Керуак-Аллен». Там Джек Керуак рассказывает истории, а Стив Аллен играет на рояле. Этот альбом как бы собрал в себя все, что можно. Он навел меня на мысль самому писать говорящие куски.
Именно «говорящие куски» отличают Уэйтса от большинства выступающих сегодня в ночных клубах. Подобное открытие сделал много лет назад Боб Дилан — вовсе не обязательно перекладывать все свои слова на музыку. «Если я могу это спеть, — говорил тогда Дилан, — это песня. Если не могу, значит стихи».
— Поэзия — слишком опасное слово, — говорит Уэйтс. — Его слишком затаскали. При слове «поэзия» люди вспоминают, как сидели прикованные к школьной парте и учили наизусть «Оду греческой вазе»[81]. Стоит человеку объявить, что он сейчас прочтет свои стихи, мне тут же приходит на ум множество дел, которыми я бы занялся с б`ольшим удовольствием. Мне очень не нравится эта стигма, сопровождающая человека, назвавшегося поэтом, оттого я зову свои вещи историями о придуманных приключениях или о пьяных путешествиях, и тогда все вдруг обретает новую форму и содержание... Если связать мне руки и заставить как-то себя назвать, то пусть будет «рассказчик». У каждого ведь свое определение поэзии и поэта. Я считаю поэтом Чарльза Буковски — и думаю, многие со мною согласятся.
Выросший в небольших городках Южной Калифорнии, Уэйтс часто наведывался из Сан-Диего в «Трубадур» для прослушиваний, которые там устраивали по понедельникам, — в один из таких дней его и обнаружил Херб Коэн. Этот человек, некогда работавший менеджером у Лорда Бакли, теперь ведет дела Фрэнка Заппы и Уэйтса.
— Подваливаешь к «Трубадуру» в десять утра и торчишь там целый день. Первых в очереди они обычно выпускают играть. Когда наконец досиживаешь, тебе разрешают сыграть четыре песни — на все про все пятнадцать минут. Страшно было до усрачки.
79
Брюс Фредерик Спрингстин (р. 1949) — рок- и фолк-певец, гитарист и сонграйтер, несколько раз получал «Грэмми» и «Оскар».