Она отшатнулась. Не такого вопроса ожидала она. Он это заметил.
— Ты ведь не думаешь, что это единственный вопрос, который я хотел тебе задать! Но это очень важно, Ирис. Для меня это важнее всего на свете. Повторяю; ты мне веришь?
Долю секунды продолжались колебания, затем она ответила, потупив глаза:
— Да.
— Тогда я пойду дальше и спрошу тебе еще кое о чем. Поедешь в Лондон и выйдешь за меня замуж, никому не рассказывая об этом?
Она обомлела.
— Но я не могу! Просто не могу.
— Не можешь выйти за меня замуж?
— Нет, не то.
— А ты любишь меня. Ведь любишь? В ушах прозвучал собственный голос:
— Да, я люблю тебя, Антони.
— Но ты не поедешь и не обвенчаешься со мной в церкви святой Эльфриды в Блумсбери, в приходе, в котором я уже несколько недель проживаю и где я, следовательно, в любое время могу получить разрешение на брак?
— Как могу я сделать подобное? Джордж будет страшно обижен, и тетя Люцилла некогда мне этого не простит. Кроме того, я еще не достигла нужного возраста. Мне только восемнадцать.
— Ты должна будешь скрыть свой возраст. Не знаю, какое наказание ожидает меня за женитьбу на несовершеннолетней без согласия ее опекуна… Кстати, кто твой опекун?
— Джордж.
— Ну что же, какому бы наказанию я ни подвергся, развести нас не смогут, и это главное.
Ирис покачала головой.
— Не могу я так поступить. Не могу быть настолько легкомысленной. Зачем? Для чего?
Антони ответил:
— Поэтому-то я и спросил тебя сперва, веришь ли ты мне. Ты можешь на меня положиться. Так будет лучше. И ни о чем не волнуйся.
Ирис несмело произнесла:
— Если бы только Джордж узнал тебя чуточку получше. Пойдем со мной. Никого не будет. Только он и тетя Люцилла.
— Ты уверена? Я думал… — Он осекся. — Когда я поднимался по холму, я увидел человека, шедшего к вам… И, забавно, я узнал его. Мне уже приходилось с ним встречаться.
— Да, разумеется… я забыла… Джордж говорил, что ожидает кого-то.
— Человека, которого я увидел, зовут Рейс, полковник Рейс.
— Весьма возможно, — согласилась Ирис. — Джордж знает некоего полковника Рейса. Он должен был с нами обедать в тот вечер, когда Розмари…
Она замолчала, голос задрожал. Антони сжал ее руку.
— Не вспоминай, дорогая. Я знаю, это чудовищно. Она покачала головой.
— Не могу забыть. Антони…
— Да?
— Тебе не приходило в голову… ты не задумывался… — Она с трудом подбирала слова. — Тебя никогда не мучила мысль… что Розмари не покончила с собой? Что, возможно, она была… убита?
— Боже, с чего это ты взяла, Ирис?
Она не ответила. Снова спросила:
— Такая мысль не приходила тебе в голову?
— Разумеется, нет. Вне сомнения, Розмари покончила с собой.
Ирис промолчала.
— Кто тебе это внушил?
Мелькнуло искушение рассказать ему поведанную Джорджем чудовищную историю, но она сдержалась. Негромко произнесла:
— Просто подумалось.
— Глупышка, выбрось все это из головы. — Он помог ей подняться, чмокнул в щеку. — Милая психопатка. Забудь Розмари. Думай только обо мне.
4
Попыхивая трубкой, полковник Рейс внимательно посмотрел на Джорджа Бартона.
Он знал Джорджа с незапамятных времен, когда тот был еще мальчиком. Дядя Бартона имел по соседству с Рейсами дачу. Между ними было почти двадцать лет разницы Рейсу — за шестьдесят. Высокий, подтянутый, с военной выправкой, загорелым лицом, густой серебристой шевелюрой и внимательными темными глазами.
Между этими двумя людьми никогда не существовало особой близости. Просто Бартон напоминал Рейсу «юного Джорджа» — был одной из тех многочисленных смутных примет, которые связывали его с молодостью.
В эту минуту Рейсу подумалось, что он не имеет ни малейшего представления, для чего же он понадобился «юному Джорджу». Во время их нечастых свиданий у них не находилось о чем поговорить. Рейс вечно сидел на чемоданах, он принадлежал к тому типу людей, которым империя обязана своим появлением, — большую часть жизни он провел за границей. Джордж был типичный горожанин. Их интересы так различались, что при встречах, обменявшись банальными замечаниями о «старых днях», оба попадали в объятия молчания, благоприятствующего долгим и тягостным размышлениям. Полковник Рейс не был хорошим собеседником и мог бы служить превосходной моделью сильного, но не словоохотливого человека, столь любимого романистами предшествующих поколений.
Молчал он и сейчас, недоумевая, с чего это «юный Джордж» так настаивал на их свидании. Подумал он и о том, что за год, прошедший после их последней встречи, Джордж как-то переменился. Рейс всегда поражался Бартону как весьма нудному существу — осторожному, практичному, лишенному воображения.