— Передайте Эми, чтобы она сюда не приезжала. Впрочем, я все равно съеду с квартиры, и ей не удастся меня разыскать.
— Мне лично кажется, что ей следует бога благодарить за то, что она от вас избавилась,— сказал я.
— Милый мой, я очень надеюсь, что вы ее заставите это понять. Впрочем, женщины — народ бестолковый.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
В Лондоне меня ожидала записка с настойчивым требованием явиться вечером к миссис Стрикленд. У нее сидел полковник Мак-Эндрю с супругой, старшей сестрой миссис Стрикленд. Сестры походили друг на друга, хотя у миссис Мак-Эндрю, уже изрядно поблекшей, был такой воинственный вид, словно она засунула себе в карман всю Британскую империю; вид, кстати сказать, характерный для жен старших офицеров и обусловленный горделивым сознанием принадлежности к высшей касте. Манеры у этой дамы были бойкие, а ее благовоспитанности едва-едва хватало на то, чтобы вслух не высказывать убеждения, что любой штатский — приказчик. Гвардейцев она тоже ненавидела, считая зазнайками, а об их женах, забывающих отдавать визиты, даже и говорить не желала. Платье на ней было дорогое и безвкусное.
Миссис Стрикленд явно нервничала.
— Итак, какие вести вы нам привезли? — спросила она.
— Я видел вашего мужа. Увы, он твердо решил не возвращаться.— Я помолчал.— Он намерен заниматься живописью.
— Что вы хотите этим сказать? — вне себя от удивления крикнула миссис Стрикленд.
— Неужели вы никогда не замечали этой его страсти?
— Он окончательно рехнулся! — воскликнул полковник.
Миссис Стрикленд нахмурила брови. Она рылась в своих воспоминаниях.
— Еще до того, как мы поженились, он иногда баловался красками. Но, бог мой, что это была за мазня! Мы смеялись над ним. Такие люди, как он, не созданы для искусства.
— Ах! Это же просто предлог! — вмешалась миссис Мак-Эндрю.
Миссис Стрикленд некоторое время сидела погруженная в свои мысли. Она не знала, как понять мое сообщение. В гостиной уже был наведен порядок; домовитость, видимо, возобладала в миссис Стрикленд над горем, и гостиная больше не производила унылого впечатления меблированной комнаты, ожидающей нового жильца, как в первый мой визит после катастрофы. Но, лучше узнав Стрикленда в Париже, я уже не мог представить его себе в этой обстановке. «Неужели им ни разу не бросилось в глаза, как все здесь ему не соответствует»,— думал я.
— Но если он хотел стать художником, почему он молчал? — спросила наконец миссис Стрикленд.— Кто-кто, а я бы уж сочувственно отнеслась к такому влечению.
Миссис Мак-Эндрю поджала губы. Она, вероятно, всегда порицала сестру за пристрастие к людям искусства и насмехалась над ее «культурными» друзьями.
Миссис Стрикленд продолжала:
— Ведь окажись у него хоть какой-то талант, я первая стала бы поощрять его, пошла бы на любые жертвы. Вполне понятно, что я бы предпочла быть женой художника, нежели биржевого маклера. Если бы не дети, я бы ничего не боялась и в какой-нибудь жалкой студии в Челси жила бы не менее счастливо, чем в этой квартире.
— Нет, милочка, ты выводишь меня из терпения! — воскликнула миссис Мак-Эндрю.— Не хочешь же ты сказать, что поверила этой вздорной выдумке?
— Но я уверен, что это правда,— робко вставил я.
Она взглянула на меня с добродушным презрением.
— Мужчина в сорок лет не бросает своего дела, жену и детей для того, чтобы стать художником, если тут не замешана женщина. Уж я-то знаю, что какая-нибудь особа из вашего «артистического» круга вскружила ему голову.
Бледное лицо миссис Стрикленд внезапно залилось краской:
— Какова она из себя?
Я помедлил. Это будет как взрыв бомбы.
— С ним нет женщины.
Полковник Мак-Эндрю и его жена заявили, что они в это не верят, а миссис Стрикленд вскочила с места.
— Вы хотите сказать, что ни разу не видели ее?
— Мне некого было видеть. Он там один.
— Что за вздор! — вскричала миссис Мак-Эндрю.
— Надо было мне ехать самому,— буркнул полковник. — Уж я-то бы живо о ней разузнал.