Мисс Джонсон объяснила, что до сих пор таблички встречались довольно редко, камней с надписями и цилиндрических печатей тоже было немного. Однако у отца Лавиньи есть и другие занятия — он участвует в раскопках и совершенствуется в разговорном арабском языке.
Заговорили о цилиндрических печатях, и мисс Джонсон вынула из стенного шкафа лист с пластилиновыми оттисками.
Когда мы склонились над ними, очарованные необыкновенной выразительностью орнамента, я подумала, что мисс Джонсон как раз их и накатывала в тот роковой день.
Разговаривая с нами, Пуаро вертел в пальцах маленький пластилиновый шарик.
— Много ли пластилина у вас уходит, мадемуазель? — спросил он.
— Порядочно. В этом году уже уйму извели.., не знаю, право, каким образом. Ушло не меньше половины наших запасов.
— Где вы его храните, мадемуазель?
— Здесь.., в стенном шкафу.
Убирая на место лист с отпечатками, она указала Пуаро полку, заваленную шариками пластилина, пузырьками с фотографическим клеем и другими канцелярскими принадлежностями.
Пуаро наклонился.
— А это.., что это, мадемуазель?
Он сунул руку за шкаф и вытащил оттуда какой-то непонятный скомканный предмет.
Когда Пуаро расправил его, мы увидели, что это маска с грубо намалеванными тушью глазами и ртом и неровно обмазанная пластилином.
— Невероятно! — вскричала мисс Джонсон. — Я раньше этого не видела. Как она здесь оказалась? И что это вообще такое?
— Как здесь оказалось, понятно — просто спрятали. Полагаю, до конца сезона этот шкаф не стали бы отодвигать. На вопрос же, что это такое, тоже нетрудно ответить. Это лицо, которое описывала миссис Лайднер. Призрачное лицо, возникшее в полумраке у нее за окном…
Миссис Меркадо вздрогнула.
Мисс Джонсон побледнела так, что даже губы у нее стали белые.
— Значит, не выдумала, — прошептала она. — Значит, это шутка.., чья-то подлая шутка! Но кто же мог это сделать?
— Да, — вскричала миссис Меркадо. — Кто мог сыграть эту злую, отвратительную шутку?
Пуаро пропустил ее вопрос мимо ушей. Лицо у него было мрачное. Он вышел в соседнюю комнату и вернулся с пустой картонной коробкой в руках. Положил туда смятую маску.
— Надо показать полиции, — объяснил он.
— Это ужасно, — тихо сказала мисс Джонсон. — Просто ужасно!
— Вы думаете, все остальное тоже спрятано где-то здесь? — пронзительно выкрикнула миссис Меркадо. — Вы думаете, орудие.., дубинка, которой ее убили.., вся в крови, наверное… О, мне страшно.., страшно!
Мисс Джонсон сжала ей плечо.
— Успокойтесь, — раздраженно одернула она миссис Меркадо. — Вот идет доктор Лайднер! Нельзя его расстраивать.
Действительно, мы услышали, что во двор въехал автомобиль. Из него вышел доктор Лайднер и направился в гостиную. Лицо у него было усталое, все в морщинах. За эти три дня он, казалось, постарел лет на тридцать.
— Похороны завтра в одиннадцать, — глухо сказал он. — Панихиду отслужит старший декан[104].
Миссис Меркадо пробормотала что-то и выскользнула из комнаты.
— Вы будете, Энн? — спросил доктор Лайднер.
— Конечно, дорогой, мы все будем. Естественно, — ответила мисс Джонсон.
Больше она ничего не добавила, но ее глаза, должно быть, досказали то, что бессилен выразить язык, потому что лицо доктора Лайднера ласково просияло, и он, казалось, вздохнул с облегчением.
— Энн, дорогая, — сказал он, — мне с вами так легко, вы так поддерживаете меня. Благодарю вас.
Он накрыл ее руку своей рукой, и я увидела, как краска медленно заливает ее лицо.
— Ничего, ничего… Все в порядке, — пробормотала она своим хрипловатым голосом.
Но я успела подметить мгновенно мелькнувшее в ее лице выражение и поняла, что в этот короткий миг Энн Джонсон была совершенно счастлива.
И еще одна мысль пронеслась у меня в голове. Возможно, в недалеком будущем естественный ход событий побудит доктора Лайднера обратиться за сочувствием к своему старому другу, и, кто знает, может быть, все сложится счастливо для них обоих.
Нет, я, конечно, не сваха, да и недостойно сейчас думать о таких вещах, ведь еще даже похороны не состоялись. Но, как ни говори, такое решение было бы весьма удачным. Он очень к ней привязан, а она бесконечно ему предана и будет счастлива посвятить ему жизнь. Если, конечно, сможет вынести постоянные дифирамбы Луизиным достоинствам. Но чего не стерпит женщина во имя любви.
Поздоровавшись, Пуаро, доктор Лайднер осведомился, как продвигается расследование.