— Я говорила! — закричала она. — Я говорила, что твоя Богородица, богородица подворотен и перекрестков, не одолеет моей Смуглянки из Макареньи» моей Смуглянки, которая сохранит мне мою девственность, так как я теперь же дала обет пожертвовать ей, как только вернусь в Сиудад-Реаль, платье из золотой парчи…
Тома выходил уже из каюты. Услышав эти слова, он повернулся как ужаленный.
— Клянусь Богом! — проворчал он, стиснув зубы. — Я беру обет и на свой счет! Аминь! Я сам заплачу за платье из золотой парчи для Смуглянки! Но Смуглянка на меня не рассердится, если, чтоб снять с нее мерку, я переменю ей сначала часовню?
Хуана, раскрыв рот, оторопев, сразу прекратила свои издевательства.
— А впрочем, — закричал Тома Трюбле, в свою очередь разражаясь смехом, — впрочем, если Смуглянка рассердится, то Богородица Больших Ворот сумеет испросить мне прощение…
Дверь с шумом захлопнулась за ним.
VII
В кабаке под вывеской «Танцующая черепаха», где в этот вечер выпивали Эдуард Бонни, по прозванию Краснобородый, Мэри Рэкэм, его любовница, венецианец Лоредан, флибустьер с Олерона, уроженец Дьеппа и много других авантюристов, — все люди известные, — Тома Трюбле, войдя внезапно, произвел сенсацию, так как, в противоположность обычному своему поведению, которое часто бывало резким, но все же оставалось спокойным, Тома Трюбле на этот раз шел воинственными шагами и бросал вокруг себя свирепые взгляды. Дойдя до скамейки, он скорее упал на нее, чем уселся; заметив кружку, только что наполненную вином, он схватил ее и опорожнил одним глотком, причем никому не пожелал хотя бы доброго вечера. Удивленные флибустьеры прервали собственное пьянство и молча разглядывали прибывшего.
Тома, кончив пить, разбил яростным ударом кружку о стол.
— В чем дело? — решилась спросить Мэри Рэкэм, более скорая на язык, чем мужчины.
Но Тома ничего не ответил. Скорее всего, он и не расслышал адресованного ему вопроса.
— Береговые Братья! — закричал он вдруг, обводя всех присутствующих взглядом, сверкавшим, как молния. — Береговое Братство! Вам не надоело, как мне, протирать штаны о кабацкие скамейки и опорожнять кошельки, не зная, когда вам придется снова их наполнить! Если да, — вы мои люди, а я ваш! Ну, допивайте кружки и очистим стол. Теперь слушайте меня все: кто из вас согласен подчиниться мне, как капитану, и подписать со мной договор на прекрасную и превосходную экспедицию, которая нас обогатит на веки вечные, если будет угодно Богу и нашим святым заступникам.
За мертвым молчанием, которым были встречены первые слова этой речи, последовала неистовая суматоха. Вскочив, как на пружинах, флибустьеры вопили от восторга, потрясая мушкетами, так как их обыкновением было не расставаться с ними нигде: ни в бою, ни в кабаке. В течение целых пяти минут шум был такой, что нельзя было расслышать ни одного слова. Но в конце концов пронзительный голос Рэкэм перекрыл хор остальных.
— Ура! — закричала она, — клянусь господней требухой! Капитан Тома, я хочу быть в этой экспедиции твоим матросом, если ты мне не откажешь! И я последую за тобой всюду, и пойду, куда ты пойдешь, на жизнь и на смерть, и даже в самое пекло ада!
Остальные, вопя и ругаясь, вторили ей. Тома, с гордостью вспоминая, как недавно собственная его команда на «Горностае» поднимала такой же невероятный шум в часы, предшествующие каждому выигранному сражению, почувствовал и на этот раз, что его сердце наполняется воинственной и торжествующей радостью. И только обождав довольно долгое время, ударил он кулаком по столу, чтобы водворить молчание. И добившись его, спросил:
— Кто-нибудь из вас знает хоть понаслышке или потому, что сам там побывал, некий город в королевстве Новой Гренады, который называется Сиудад-Реаль?
— Я, — ответил венецианец Лоредан, поднимаясь со своей скамьи.
И так как он пил в самом конце кабака, он подошел к Тома, и уселся прямо за тот стол, за которым сидел капитан. Обрадованный Тома ударил его по ляжке.
— Итак, — сказал он, — ты, брат Лоредан, знаешь Сиудад-Реаль в Новой Гренаде?
— Да, клянусь святыми Марком и Львом! — подтвердил венецианец, — и, кроме того, заметь, брат Тома, что я знаю его не понаслышке, а потому, что часто в нем бывал, я, сэр Лоредан из Венеции, флибустьер.
— Черт возьми! — выругался восхищенный Тома, — Вот проводник, который нам нужен. Приятель, расскажи-ка нам про этот город, о великолепии которого столько говорят, и скажи нам все, что ты знаешь о нем. А вы все, Береговое Братство, слушайте обоими ушами: так как, говорю я вам, именно Сиудад-Реаль я намерен взять приступом и предать его огню, мечу и разграблению.
И в тот же миг раздался гром восторженных восклицаний. Немного флибустьеров ясно себе представляли, каков этот Сиудад-Реаль, но все слышали о нем, как об очень богатом городе, и, стало быть, годным для грабежа.
Между тем Лоредан-венецианец ждал, пока стихнет общий крик. Затем он заговорил своим обычным голосом, очень мягким и ровным.
— О Сиудад-Реале в Новой Гренаде, — сказал он, — я все знаю. Не только знаю в нем по названию каждую улицу, каждую площадь и каждые ворота, но также много раз осматривал укрепления, форты, крепости, замок и редут, так как я не был в нем простым путешественником, который придет, поглядит и уйдет, а жителем и даже гражданином. Мне случилось даже быть офицером того гарнизона, который держит в Сиудад-Реале король Испании.
Утверждение это, хоть и странное, не удивило флибустьеров. Флибустьеры видели все, всем занимались и не находили ничего особенного в том, что один из них когда-то был хоть бы и испанским офицером. Один лишь Тома Трюбле удивленно приподнял брови. Но это ничуть не смутило Лоредана.
— Так вот, — продолжал он спокойно, — что нам теперь важно знать касательно Сиудад-Реаля. Сиудад-Реаль превосходно укрепленная крепость, и способна выдержать несколько месяцев осады. Чтобы захватить его по всем правилам, необходим флот, а также армия. Флот Должен состоять из восьми или десяти линейных кораблей, так как фронт, обращенный к морю, включает восемь или десять хороших батарей последнего образца, из которых каждое стоит корабля — вот что касается флота. Армия должна состоять, по крайней мере, из шести тысяч человек, так как гарнизон крепости насчитывает три тысячи пятьдесят солдат, из которых каждый сражается за зубчатой стеной и поэтому стоит двоих незащищенных — это насчет армии. Кроме того, Сиудад-Реаль окружен большим валом с бастионами, куртинами, люнетами и рвами глубиной в пятнадцать футов и брустверами толщиной в семь футов. Снаружи находится несколько отдельных фортов, числом десять. Заняв форты и укрепленный вал, осаждающие встретят пять обнесенных окопами монастырей, образующих второй укрепленный пояс города. Две тысячи четыреста монахов составляют там настоящий гарнизон, так как губернатор испанского короля дал им восемьсот мушкетов и тысячу шестьсот пик. Я там был, когда их раздавали. Когда будут заняты, в свою очередь, и монастыри, останется еще цитадель, или замок, с очень высоким редутом посредине, фланкируемым четырьмя сторожевыми вышками. Пятидесяти человек внутри достаточно, чтобы задержать пять тысяч, пока главнокомандующий вице-королевства не поспешит на помощь из Санта-Фе-де-Богота во главе двадцати тысяч солдат, которыми он командует. Между Санта-Фе и Сиудад-Реалем меньше ста миль.
И Лоредан-венецианец, проговорив все это, небрежно подбоченился и замолчал.
Среди флибустьеров послышалось легкое роптание. Конечно, никого не пугали размеры опасности. Но перед нагромождением стольких препятствий, некоторые, прикинув небольшие силы, имеющиеся для их преодоления, начали сомневаться в успехе дела. Но тогда раздался голос Тома Трюбле. И голос этот прозвучал так холодно и спокойно, словно Тома Трюбле не слышал ни слова из грозных пояснений Лоредана-венецианца.
— Брат, — говорил Тома Трюбле, — брат Лоредан, ты совершенно ничего не говоришь о том, что нас единственно интересует! Ну-ка, я тебя спрошу! Правда ли, что Сиудад-Реаль, как меня уверяли, один из самых богатых городов Америки?