Томас. Ричард Смит, видно, уже ощущает себя зрелым мужем? Он, значит, и впредь, желая со временем стать великим врачом, будет отпиливать верх черепной коробки сотням умерших бедняков — чтобы заглянуть им в мозг. Однако о мыслях, которые мыслятся внутри черепа, он ничего не узнает; больше того — поостережется что-то узнать. Ведь бедности по вкусу бунтарство.
Ричард Филлипс (входит). Юный Уильям Смит здесь? Тогда ты, Томас, наверняка знаешь больше, чем гильдия могильщиков. Значит, это и есть третий брат, улизнувший из дому, — собственной персоной. Однако не будем об этом… Добрый день, юный господин Смит! А тот, скончавшийся, обретет вечный покой в крипте под хором (как ни удивительно), — вместе с другими достопочтенными покойниками.
Томас. Я хочу спуститься к нему в склеп.
Филлипс. Что ты сказал?
Томас. Когда его отнесут вниз, я хочу спуститься к нему.
Филлипс. Над спуском тотчас опять водрузят тяжелую плиту.
Томас. Но это ведь будут делать подмастерья, которых ты знаешь?
Филлипс. Конечно, мы знаем друг друга.
Томас. Так дай им чаевые. Скажи, чтобы они спустили меня вниз и повременили с работой, пока я не выберусь на поверхность.
Филлипс. Необычная просьба. Впрочем, это можно устроить. Только учти, что дело будет происходить ночью. Место, само по себе, довольно жуткое. Кругом запыленные гробы. Я бы тебе не советовал…
Томас. Если хочешь мне добра, помоги.
Филлипс. Ты, надеюсь, не станешь разыгрывать в склепе историю Ромео и Джульетты?
Уильям (показывает пистолет). Оружие я у него забрал.
Томас. Я хотел бы выплакаться — вот и все содержание моей пьесы.
Филлипс. Тогда предлагаю, чтоб мы обговорили детали, пока еще светло.
(Все трое уходят).
ЧЕТВЕРТОЕ ДЕЙСТВИЕ
Зима 1769/70 года
Канцелярия и регистратура адвоката Ламберта.
Джон Ламберт, Уильям Смит, Томас Чаттертон; последний оттеснен к книжным полкам. Ламберт — за пюпитром своего ученика.
Джон Ламберт. Ничего я не понимаю, ничего — ничего из того, что будто бы входит в твои намерения. Ты вытворяешь такое, за что не сможешь ответить ни на земле, ни на небесах. Не воображай, будто ты обладаешь повышенной ценностью — только потому, что умеешь штамповать стишки и, не испытывая головокружения, взбираться на башни, как про тебя рассказывают. Ты всего лишь непоседливый, упрямый, неприятный тип — в лучшем случае душевнобольной. Репутация твоя на удивление плохая: обвинить тебя в распутстве — значит сказать слишком мало. Ты лгун и вор, и это истинная правда. Ты вырезал из фолиантов отдельные пергаментные листы.
Томас. Я просто читал эти книги — с вашего разрешения, сэр.
Ламберт. Два фолианта пропали. Приходская книга и «Книга мастера каменного дела»[14] из церкви Святого Иоанна.
Томас. Они не хранились в регистратуре. И не числятся в каталоге. Попали сюда случайно — их кто-то, должно быть, взял по библиотечному абонементу.
Ламберт. Не спорь! Случилось нечто противозаконное. В доме твоей матушки следовало бы устроить обыск.
Уильям Смит. Не возгоняйте свой гнев, сэр… И поостерегитесь давать волю рукам: это может испортить вам сон в ближайшую ночь.
Ламберт (отходит на шаг, говорит теперь спокойно). Эти церковные книги — макулатура, потому они и не зарегистрированы. Их пропажа — дело второстепенное, по сравнению с остальным. Томас, чтобы доставить мне неприятности, пригрозил, что лишит себя жизни.
Уильям. Пригрозил? Как это?
Ламберт. Он объявил об этом в письме.
Уильям. И письмо было адресовано вам?
Ламберт. Нет, я нашел его на своем пюпитре, в своей конторе: видимо, его оставили там намеренно; предназначалось оно некоему Михаэлю Клэйфилду, которого я не знаю, — но запечатано не было.
14
«Книги мастеров каменного дела»