Томас. Не в том дело. Я здесь погрязаю в несвободе и скуке… И интуиция мне отказывает.
Барретт. Не путай состояние, обусловленное твоим возрастом, с местом, где ты работаешь.
Бергем. Когда, сэр — не считая сегодняшнего дня — вы последний раз держали в руках эти фолианты?
Ламберт. Лет двадцать назад, наверное —
Бергем. Ваша память могла с тех пор ослабнуть.
Ламберт. Так только кажется. Томас признался, что знает содержание пропавших листов. Он будто бы и мистеру Барретту письменно его изложил.
Барретт. Я так и не понял, зачем это мне —
Томас. Только в двух случаях —
Кэткот. Пополовинчатое признание, как правило, равносильно полполному.
Уильям. У правды иное лицо, чем у правдоподобия.
Кэткот. Обобъяснись, Томас, — только без увуверток.
Барретт (перебивая). Однако думай, прежде чем что-то сказать. Говори сдержанно. Покажи, что на тебя можно положиться —
Томас. Если чего-то мало, из этого не сделаешь много, сэр. Листы никто не вырезал, насколько я знаю. Насколько мне известно, в книгах попадаются сгнившие листы, ломкие, почти нечитаемые — и они распадались у меня под руками. Точнее, часть из них удалось сохранить: я склеивал кусочки, которые можно было спасти. Вот стоят книги. Убедитесь сами: они отчасти размякли, отчасти, наоборот, пересушены, а некоторые страницы слиплись из-за свечного воска или закапаны им.
Уильям. Я иногда заходил к нему и видел, как он мучается с неблагодарными книгами.
(Томас достает с полки два фолианта; один он протягивает Барретту, другой — Бергему. Оба осторожно листают книги. Ламберта все это мало интересует, но от Барретта он не отходит).
Ламберт. Я говорил о вырезанных пергаментных страницах, а не о состоянии фолиантов.
Барретт (с неумеренным восторгом). Здесь, например, лист восстановлен просто мастерски!
Бергем (возбужденно, но тихо). Томас… Подойди-ка. Смотри — хорошо известный мне герб, бегло набросанный на полях, коричневыми чернилами…
Уильям. Это не чернила, а бычья кровь… смешанная с мочой и солью железа…
Томас (зажимает Уильяму рот). Тише, прошу вас, сэр… ни слова больше… ни слова при свидетелях. Набросок выполнен мною…
Бергем. Нам, наверное, лучше поговорить где-нибудь в сторонке?
Томас. Если получится, сэр… Если бы я мог открыться перед вами прямо сейчас…
(Бергем с шумом захлопывает книгу).
Барретт. Так быстро закончили с проверкой?
Бергем. Выпьем еще по бокалу. А потом я откашляюсь.
Филлипс. Вы хотите сказать, что потом выдадите нам что-то особенное? Так обычно выражаются проповедники.
Томас (Уильяму). Не ходи за мной по пятам!
(Все пьют.).
Бергем. Ты собирался воспользоваться веревкой? Или ядом?
Томас. У меня есть яд. Мышьяк.
Барретт. Придется забрать его у тебя.
Томас. Я не отдам.
Бергем. Имеется ли у вас, господин адвокат, контора, помимо этой канцелярии, — может быть, где-то рядом?
Ламберт. Само собой; здесь у меня только приемная… так сказать, для престижа.
Бергем. Тогда я попрошу господ временно удалиться туда и оставить меня наедине с Томасом.
Барретт. Я не вполне понимаю. Но, тем не менее…
Ламберт. Миссис Ламберт — матушка — рассказала мне, что Томас приобрел яд и, кроме того, постоянно носит при себе пистолет. Я не верил, что это возможно —
Уильям. Со времени самоубийства моего брата —
(Барретт, Ламберт, Кэткот, Филлипс, Уильям Смит уходят в правую дверь).
Бергем (без всякого перехода). Это герб Вальтера де Бургамма, я показывал его тебе в книге. Здесь, правда, герб всего лишь скопирован — тобою, как ты признался. Зачем ты его нарисовал? Ты просто так развлекался, потому что случайно вспомнил о моем родословном древе?
Томас (снова раскрывает книгу). Присмотритесь внимательней, сэр, прошу вас. Лист этот вставлен недавно, он фальшивый. Настоящим же листом с подлинным гербом — тремя гиппопотамами на лазоревом фоне — теперь владеете вы; я принес его, потому что задолжал вам деньги, сэр. Мы таким образом рассчитались, и вы еще дали мне одну крону.