Томас (хмуро). Я запомнил каждую сказанную вами фразу.
Бергем. Понятно, что как раз сейчас тебе трудно найти подходящие слова; и все же мистер Ламберт ожидает от тебя какого-то знака примирения.
Томас (преодолев себя, подходит к Ламберту и склоняется перед ним в поклоне). Я прошу у вас прощения, мистер Ламберт.
Ламберт. Странно, что я вспотел…
Кэткот. Попохоже, это воскрекресенье мы нанаконец-то перережили.
Бергем. Не забудь про книги, Томас!
Томас (достает с полок книги). Всего их пять…
Уильям. Можно, Томас, я останусь у тебя?
Томас. Уходи! Я должен побыть один.
Барретт (Бергему). Я помогу вам донести их до дому.
Бергем. Рассчитаемся еще сегодня, мистер Ламберт?
Ламберт. Завтра, сэр, если не возражаете: миссис Ламберт, моя матушка, уже заждалась меня к ужину. (Гости поспешно направляются к выходу.) Запри дверь, Томас, когда будешь уходить, — а ключ занеси ко мне на квартиру.
Бергем. Всего тебе доброго, Томас!
(Все, кроме Томаса, уходят.).
Томас (некоторое время стоит в задумчивости, потом пытается сдвинуть стенку с книгами — безуспешно). Не удается. Все напрасно. За стенкой ничего нет — ни прохода, ни лестницы. Фантазии. Возможности. Мистер Абуриэль: какая-то тень, встреча в лунном свете, знакомство на кладбище. Существо без денег и без хлеба. А те другие: чернильные привидения, более плоские, чем бумага; даже не пепел, остающийся, когда я жгу бычью кровь, из которой они — в своем буквенном качестве — состоят… (У него падают документы. Он подбирает их, кладет обратно, садится на стул.) Вместо того, чтобы оставаться тем, что я есть — поэтом, — я вынужден играть роль фальсификатора. Обман приносит деньги, а достижения — только насмешки. Но где же Чаттертон: тот подлинный Том, которого еще никто не видел, даже сам Том? Этот, сидящий сейчас на стуле, — не он. Под черепной коробкой, внутри; в перекачивающем кровь сердце, внутри; в половых органах, внутри: вот где можно найти Томаса. (Хлопает себя по соответствующим частям тела, вскакивает.) Меланхолия — производное от обычной плоти. А в чем выражается воздействие яда? (Показывает себе самому пакетик с мышьяком.)
В эту же пасхальную неделю четырнадцатилетний Моцарт несколько раз прослушал в Сикстинской Капелле — и потом записал по памяти — Miserere Аллегри[17].
Швейная комната в доме Сары Чаттертон — как в первом действии, только без куклы Матильды. Кровать на заднем плане покрыта ковром. Мягкий свет второй половины дня, постепенно меркнущий. Старая миссис Чаттертон безучастно сидит на стуле и курит трубку. Томас Чаттертон сидит у стола, ближе к рампе, и пишет.
Ламберт (входит, откашливается). Добрый день!
Томас (поспешно поворачивается к нему). Мистер Ламберт —
Ламберт. Вот письменное подтверждение, что я до срока освобождаю тебя от ученического договора. Самоубийство, которое ты на сей раз наметил на праздник Воскресения, уже не будет меня касаться, если ты в самом деле его совершишь.
(Он хочет уйти. Но на пороге появляются, один за другим, Барретт, Бергем, Кэткот).
Бергем. Томас свободен, благодаря вашей непоколебимой готовности извлекать выгоду из поэзии.
Ламберт. У меня мало времени. Желаю вам радостной Пасхи!
(Уходит).
Бергем (кланяется). Добрый день, миссис Чаттертон… А где твоя матушка, Томас?
Томас. Пошла с моей сестрой в Рэдклиффский собор, сэр.
Кэткот. Вы тетеперь попопоедете в Лондон и там попопытаете счастья, мистер Чаттертон? Ваше учученичество зазакончилось — отсюда новое обобращение.
Томас. Черная стена воздвиглась за моими плечами. Оставшись в Бристоле, я бы погиб. Теперь мучительные цепи сброшены, но что меня ждет впереди? Какие новые ужасы?
Барретт. Ты достиг своей цели. Правда, не вполне безупречными средствами.