(Входит Мария Рамси в дорожном платье).
Томас (вскакивает). Мария — Мисс Рамси — Полли, любимая!
Мария Рамси. Томас! — Томас Чаттертон — обнимите же меня!
Томас (обнимает и целует Марию). Вы в Лондоне. Из Бристоля сюда! Я уже потерял надежду.
Мария. Я должна раз и навсегда освободить вас от ревности. Перестаньте преследовать бедного Фаулера сатирическими стихами! Да, он молится на меня. Но это, в конце концов, его право — учитывая, что я совсем не дурнушка и вообще многим нравлюсь.
Томас. Полли!
Мария. Я не была любовницей Фаулера, если хочешь знать.
Томас. Зато теперь станете моей возлюбленной!
Мария. Томас… Вот я и приехала. Я ведь тогда, в Бристоле, обещала тебе.
Томас. Мария… Полли… Пусть тотчас повторится то, что было между нами в прощальный вечер.
(Снова обнимает ее).
Мария. Томас… Я должна сразу же ввести твою… и мою радость в определенные рамки: я останусь в Лондоне только на три дня.
Томас. От такого ограничения радость поначалу только усилится.
Мария (садится). Ты странный… Непритязательный… Я, конечно, не хочу становиться у тебя на пути…
Томас. Полли! Что за нелепая мысль!
Мария. Она не лишена основания.
Томас. Абсолютна лишена. И совершенно бессмысленна.
Мария. Не так давно — в последний день мая, если не ошибаюсь — Томас Чаттертон, сидя в «Кофейне Тома», написал своей сестре пространное письмо, где был такой постскриптум: «В эту минуту мое сердце пронзили черные глаза некоей молодой дамы, проезжающей в наемном экипаже мимо меня. Если Любимая соизволит остановиться, ты узнаешь об этом из следующего письма».
Томас. Так значит, именно ревность была причиной твоего приезда сюда — или, по крайней мере, его ускорила?
Мария. Может быть. Я хотела посмотреть, как ты живешь. Я правильно запомнила содержание письма?
Томас. Правильно, но не полностью. Отсутствует продолжение. Которого не было, разве что такое: наемный экипаж проехал мимо, и эту даму я больше не видел.
Мария. Если, конечно, ты меня не обманываешь…
Томас. Я влюблен, в самом деле влюблен. Но пусть дьявол меня заберет, если я признаюсь, в кого.
Мария (сухо). Мне ты обязан сказать.
Томас. В мисс Марию Рамси — в тебя, Полли!
Мария. Томас… Ты сбиваешь меня с толку зигзагами своей речи. Я, в конце концов, знаю, что ты относишься к девушкам не так уж серьезно. Мисс Тэтчер вскоре выйдет замуж за мистера Льюиса, и обитатели Рэдклифф-стрит полагают, что виновник такой спешки — Томас Чаттертон. Твои чувства к мисс Уэбб тоже наверняка еще не остыли, хоть между вами и произошла ссора. А какие связи ты завязал в Лондоне, вообще никому не известно.
Томас. Полли, я многоречив, когда дело касается грубых ощущений; но любовь для меня есть нечто одиночное.
Мария. Со словами ты обращаться умеешь. Что ж, поверю тебе на слово. Но при всей своей доверчивости я остаюсь человеком разумным. Моя увлеченность тобою — подлинная. Находиться в тени твоих серых глаз: это и заманчиво, и не лишено жути. Но я бы не пустилась на авантюру с тобой, если бы меня не любил Фаулер. Потому что ты ненадежен. Твоя репутация в Бристоле немногим лучше, чем наихудшая.
Томас. Значит, можно считать раз и навсегда доказанным, что я числюсь врагом этого почтенного торгового города — человеком пропащим, отверженным. Влиятельные владельцы банков и кораблей, которые шесть дней в неделю торгуют рабами, перцем, чаем, пенькой, кожами и пивом, чтобы на седьмой день поехать в экипаже в церковь — потому что Бог, по их мнению, обидится, ежели они отправятся туда пешком, — эти господа презирают искусства, ненавидят их и борются с ними, ополчаясь прежде всего против свободы духа. Поэзия, музыка, живопись — для них все это чепуха, так же как и мертвые негры: сотни тысяч жертв охоты за человеческим товаром. Все, что отмечено бедностью, для них — грязь под ногами. Поднимая глаза к небу, они забывают о вони своих бухгалтерских книг.
Мария. Успокойся, прошу. Мы говорим не о бедных и богатых, а о людях, которые тебе преданы — или были преданы — и к которым ты испытывал… или испытываешь по сей день… такие же чувства.