Если такая политика не приводит к желанным результатам, то утопийцы стараются устроить заговор и вызвать внутренние раздоры в среде своего неприятеля, например подговаривают брата короля низвергнуть последнего с престола и так далее. Если и это не удается, тогда они стараются настроить враждебно соседние народы, напоминают разные обиды и несправедливости, вынесенные ими, и так далее, оказывают громадную поддержку деньгами и крайне незначительную – людьми, так как утопийцы не променяют добровольно последнего из своих граждан даже на короля враждебной страны. Солдат они вербуют себе среди чужеземцев, что очень легко благодаря их несметным богатствам (следует весьма яркая характеристика наемников-«заполетов», то есть, по всей вероятности, швейцарцев); им помогают также дружественные народы, так что собственно утопийцы составляют незначительную часть в действующей армии. Но во главе войска они ставят обыкновенно кого-либо из своих выдающихся людей.
Утопийцы не препятствуют женам, желающим разделить участь своих мужей, становиться в ряды солдат; напротив, они хвалят и поощряют такое поведение и нередко ставят жен вместе с мужьями в первых рядах армии. Собственно утопийский отряд выдвигается только в крайних случаях, но если ему приходится действовать, он сражается весьма храбро и держится стойко.
В случае победы утопийцы стараются убивать как можно меньше неприятелей и предпочитают брать их в плен; они не бросаются безрассудно в погоню и, таким образом, не подвергают себя риску превратиться вследствие каких-нибудь непредвиденных обстоятельств из победителей в побежденных. В случае благоприятного исхода войны утопийцы возмещают свои расходы из средств побежденного народа; они или берут чистыми деньгами, или завладевают землями, доходами с которых и восполняют свою общественную казну. Если неприятель намеревается высадиться на их острове, то они стараются предупредить его и перенести войну на территорию последнего; если же сделать этого им не удается, то они защищаются собственными силами и в таком случае уже не прибегают к помощи чужеземных войск.
Глава V. Томас Мор как общественный и государственный деятель
Политические убеждения Мора. – Отношение к придворной жизни и службе в королевских советах. – Английские короли Генрих VII и Генрих VIII. – Дебют Мора в парламенте. – Отход от парламентской деятельности. – Популярность в среде лондонского торгового мира. – Заигрывания Генриха VIII. – Упорство Мора. – Знакомство и дружба с королем. – Мор снова в парламенте. – Дружба растет. – Вопрос о королевском разводе. – Падение канцлера Уолси. – Мор – канцлер Англии. – Его отношение к злобе дня и общий характер деятельности. – Падение.
Томас Мор был убежденным монархистом, как и большинство реформаторов и гуманистов того времени. Однако такое голое утверждение, собственно, еще не определяет его политических воззрений. В не меньшей мере он был ненавистником тирании и деспотизма. Каутский находит, что внутреннее содержание монархизма Томаса Мора можно выразить посредством известной формулы: «Все для народа, но не через народ», и это действительно так. Все вообще гуманисты, как мы видели, относились крайне несочувственно к массовым народным движениям; они просто боялись их; они боялись этой стихийной силы, которая, разорвавши путы, может смести прочь все плоды просвещения, столь дорогие их сердцу. Относясь отрицательно к народным движениям и считая их общественным бедствием, они тем не менее ставили себе целью народное благо и полагали, что роль просвещенного монарха может и должна состоять в стремлении к последнему.
Но не все монархи являются таковыми; отсюда беспощадная критика Мора. В «Утопии» он устами Рафаэля говорит, что не только слава короля, но и его безопасность зависят от того, предпочитает ли он благо народа своему личному благу, что народ избирает себе короля не ради удовольствия этого последнего, а для того, чтобы заботами и стараниями его обеспечить себе безопасную и удобную жизнь, и что поэтому король должен заботиться о счастье своего народа больше, чем о своем личном счастье, как пастух заботится больше о стаде, чем о самом себе. Если же король может держать в повиновении своих подданных только насилием и гнетом, делая их несчастными и бедными, то пусть он лучше, в своих собственных интересах, покинет царство, так как, сохраняя авторитет лишь по видимости, он в корне подрывает свое царское достоинство. Не приличествует также королю царствовать над нищими, и Фабриций прав, говоря, «что он желал бы скорее управлять богатыми людьми, чем быть самому богатым, ибо государь, располагающий богатствами и проводящий жизнь в удовольствиях, в то время как его народ стонет и страдает, – это не государь, а тюремщик». Кто не находит иного средства исправлять заблуждения своего народа, кроме как лишая его разных жизненных удобств, тот тем самым обнаруживает свое полное неведение относительно того, что значит управлять свободным народом.
Такой же взгляд на короля и его обязанности Мор высказывает и в своих эпиграммах. Так, в эпиграмме, озаглавленной «О добром и злом государе», он спрашивает: «Что такое добрый государь?» – и отвечает: «Это овчар, отгоняющий волков». А дурной государь? «Это – сам волк». Чем отличается, спрашивает он в другой эпиграмме, законный король от гнусного тирана? – «Тиран относится к своим подданным, как к рабам, а законный король – как к детям».
Не следует забывать, что Томас Мор был англичанин и говорил об английских королях. Он не признает за ними никакого божественного права и не считает их помазанниками Божьими. Так, в одной из эпиграмм он говорит: «Кто бы ни стоял во главе народа, он своим положением обязан тем, кто поставил его. Он не должен оставаться дольше, чем хотят того поставившие его. Чем же гордятся эти бессильные властелины? Они остаются на своем посту лишь до первой смены!»
Наконец, в идеальном общежитии, нарисованном Мором, мы также видим своего короля. Правда, функции его обрисованы очень смутно, и это, по всей видимости, король, который царствует, но не управляет. Но, с другой стороны, все утопийское благополучие есть результат мудрых мероприятий царя Утопа.
Подводя итог всему сказанному, мы должны признать, что Томас Мор был действительно монархистом и вместе с тем непримиримым врагом всякого деспотизма и тирании. Согласно английским взглядам об избирательном происхождении королевской власти он оправдывает сопротивление, оказываемое дурному королю, так как такой король забывает свою главную функцию и становится деспотом. И трудно сказать, к чему Мор питал большее отвращение: к анархии ли, которой угрожали современные ему народные движения, или к деспотизму, проявления которого со стороны разных королей того времени он, конечно, не мог не замечать. Любопытно, что существовавшие уже в то время в Англии представительные учреждения и предстоявшая им громадная роль в жизни западноевропейских народов мало привлекали к себе внимание Мора. Он говорит о разных привилегиях, принадлежащих тому или другому классу, тому или другому лицу, о прерогативах короля и так далее, но мы не встречаем у него рассуждений о политических вольностях народа. Мор сам был членом парламента; но в те времена не существовал еще знаменитый «Habeas corpus» и внутренняя политическая жизнь была развита, собственно, еще очень слабо. Это было время торжества монархического начала над феодализмом, и лучшие умы видели тогда в монархизме самые надежные гарантии общественного преуспеяния. Мор в этом отношении является сыном своего времени.
Но королю идеальному совершенно не соответствовал король реальный. Мор расточал Генриху VIII при его вступлении на престол похвалы, кажущиеся иным даже грубой лестью, и в письмах его мы также можем встретить рассуждения о необычайных добродетелях этого короля. Однако, если Мор думал на самом деле таким образом, почему же он так упорно отказывался идти на службу к Генриху VIII? Казалось бы, что, лелея в себе мечты о всеобщем человеческом благополучии, Мор должен был поспешить, не дожидаясь даже зова, навстречу такому добродетельному королю и предложить всего себя к его услугам. Я думаю, что в данном случае не следует «всякое лыко ставить в строку». Хвалебное приветствие Мора говорит больше о его пожеланиях, о его ожиданиях, чем о том, что он в действительности видел: Генрих еще только вступил на престол, и будущее было еще для всех загадкой. Затем, в более позднее время, когда Мор познакомился с Генрихом лично, последний мог его очаровать своим обхождением, и Мор, под влиянием минуты и по своему глубокому чувству лояльности, мог писать о его необычайных добродетелях. Но я полагаю, мы составим себе более верное мнение о том, как Мор смотрел на действительное положение и на короля, если обратимся к «Утопии», написанной шесть лет спустя после воцарения Генриха VIII. Чуть ниже мы приведем несколько выдержек из нее, из которых станет совершенно ясно, что Мор понимал прекрасно всю разницу между своим идеальным королем и королем в образе Генриха VIII. Очевидно, он очень тщательно обсуждал вопрос о том, возможно ли служить такому королю, взвешивал всякие аргументы за и против и пришел к вполне отрицательному выводу. Но он не устоял, позволил себя увлечь, поступил на службу к добродетельному королю и за свою ошибку поплатился головой.