Победители наслаждались победой.
У Мюнцера начался озноб. Он потерял ощущение времени.
Приближающийся шум заставил его насторожиться. Он повернул голову и прислушался. Кто-то торопливо поднимался по лестнице.
Глава девятнадцатая
ЧУДОВИЩНАЯ ЗАКОРЕНЕЛОСТЬ
По трупам въехали князья в город. Ручей, протекавший через Франкенхаузен, стал красным от крови. Жителей убивали в собственных домах. Не помогали никакие тайники и укрытия. Никто не разбирал, где правые, где виноватые. Везде рубили, кололи, душили и резали. Одновременно с убийствами шел грабеж. Дикие сцены насилий. Крики, крики, которым, казалось, не будет конца…
Когда резня пошла на убыль, стали брать пленных. Пресытившись убийствами, ландскнехты искали забавы и глумились над побежденными.
Большую толпу горожан гнали к ратуше. Сейчас всех их перережут на лобном месте. Всадников обступили женщины, моля пощадить мужей. Какой-то рейтар пообещал отпустить пленных, если женщины расправятся с одним из зачинщиков, и указал на связанного старика проповедника. Обезумевшие от горя женщины схватили палки и размозжили ему голову. Ландскнехты от души смеялись. Когда старик был убит, они велели женщинам убираться и погнали пленников дальше. Возле ратуши всех их поставили на колени и одного за другим обезглавили. Их было больше трехсот…
Ландграф гессенский считал себя образцовым христианином. Он не прочь был похвастаться успехами, но прекрасно знал, кому ими обязан. Благочестие уживалось бок о бок с жестокостью. Филипп писал: «Захватив Франкенхаузен, мы перебили всех находившихся там мужчин, а город разграбили. Так с помощью божьей мы в этот день добились победы, за которую и должны по справедливости благодарить всемогущего в надежде, что совершили мы весьма доброе дело».
В дом, где спрятался Мюнцер, явился, ища ночлега, рыцарь Отто фон Эппен. Один из его челядинов, высматривая, чем бы поживиться, забрался на чердак. В полутемной комнатушке он неожиданно наткнулся на лежащего человека.
— Кто ты?
— Я болен. У меня лихорадка…
Слуга, может быть, и не тронул бы Мюнцера. Его выдали письма. Возле кровати валялась сумка с бумагами, которую он имел обыкновение всегда таскать с собой. Он не потерял ее даже во время битвы: она висела у пояса на надежном ремне. Жадный слуга набросился на сумку. Письма, письма, целая куча писем. Видно, важная птица прячется на чердаке! Он позвал хозяина. Тот стал внимательно разглядывать бумаги. Вдруг ему на глаза попались послания, которые Альбрехт Мансфельдский направлял в лагерь восставшим.
— Откуда у тебя эти письма?
Он молчал. Его поволокли поближе к свету.
— Да ты никак сам Мюнцер!
Отто фон Эппен расхохотался. Редкая удача! Сто флоринов, верные денежки, которые граф Эрнст сулил за поимку лжепророка, нежданно-негаданно оказались у него в кармане.
Его усадили, на скамейку посреди комнаты. В дверь ломилась толпа любопытных. Рыцари и ландскнехты окружили пленника тесным кольцом. Шумные, злорадные, они наперебой засыпали его руганью и насмешками. Это он-то, воитель божий с мечом Гедеона! А где его рать? Что же он не явил чуда и позволил восторжествовать врагам? Неужто его, ясновидца, подвел дух святой? Или он оглох и не расслышал божьего голоса? Сам сатана напевал ему свои песни!
Они смотрели на него, как на зверя, на опасного зверя, которого, наконец, упрятали в надежную клетку. Удачливый Отто фон Эппен чувствовал себя героем. Если бы не он, то лжепророк мог улизнуть! Они издевались над пленником до тех пор, пока за ним не прислали князья.
В покое, куда его привели, было просторно. Писец у своего пюпитра, телохранители подле двери и в удобных креслах — сами триумфаторы: крепкий, с красноватым лицом и холеной бородой Георг Саксонский, непоседливый Генрих Брауншвейгский и совсем еще молодой ландграф с умными, колючими глазами.
Не нарушая молчания, все они долго и внимательно разглядывали Мюнцера. Потом ему предложили сесть. Первым заговорил герцог Георг. Ну вот он, Мюнцер, и добился, чего хотел: тысячи несчастных людей полегли костьми на бранном поле. В чем виноваты перед ним бедные крестьяне, что он так жестоко их обманул, затуманил рассудок своим лжеучением и толкнул на верную гибель?
О, эти сердобольные владыки! Чем тратить слова на елейные речи, они бы лучше остановили своих мясников, которые превратили город в сплошную бойню!
Чего они хотят от него: покорности, раскаяния? Ждут, что он бросится на колени и начнет молить о пощаде? У вас не хватит палачей! Даже если вы будете сдирать с Мюнцера кожу, вам этого не услышать! Или вы думаете, что он станет оправдываться и, надеясь на снисхождение, валить все на неправильно понятых ветхозаветных пророков?