Он ничего не желает сказать о заговорщиках, оставленных в Цвиккау? Но и это ему не поможет. Им донесли, что у него была мелкая ссора с братьями Гербхард. Да, они слывут благонамеренными и не лезут ни на какие тайные сходки. Тем лучше, теперь пропечатают на всю страну, что Томас Мюнцер назвал их своими соучастниками. Вот он какой: и перед казнью сводит личные счеты и клевещет на недругов! Он может быть уверен, что я братья Гербхард и другие, кого они включат в его показания, не будут питать к нему добрых чувств и, оправдываясь, выложат побольше, чем знают.
Напрасно он мотает головой и не хочет вспомнить о своей связи с Эколампадием и Гугвальдом. Они направили его к крестьянам Клеттгау или он пошел по собственной воле? Он молчит? Ну, тем все равно будет приятно прочесть в «Признаниях Мюнцера», что они послали его к бунтовщикам.
Упрямо и надоедливо твердит он, что, возвратившись из Южной Германии, не переписывался с базельскими еретиками. Но ведь доподлинно известно, что это не так. Где спрятаны письма?
Их существование он вообще отрицает? Но они, слава богу, знают, как записать его ответ: письма Эколампадия и Гугвальда хранятся в мешке у его жены. Да, именно так. Пусть-ка любимый муженек, облегчая свою участь признанием, впутает ее в это дело и сам даст повод как следует потрясти злодейку, когда ее сцапают в Мюльхаузене!
Дрожащими руками вскрывал доктор Мартин новое письмо. Его извещали о разгроме восставших под Франкенхаузеном и о поимке Мюнцера. Он рухнул на колени, горячо и долго молился. Его обуяла неуемная, бурная радость. Наконец-то всевышний произнес свой приговор!
Словно в лихорадке, схватился он за перо. Он назвал свое новое сочинение «Ужасная история и приговор господен над Томасом Мюнцером». Господь осудил все, что делал Мюнцер, этот кровожадный пророк, сеющий повсюду смерть: его учения, его писания, его шайки! Он, Лютер, обращается ко всем дорогим немцам. Он обязан предостеречь и внушить страх тем, кто еще чинит беспорядки и участвует в мятеже. Он хочет одобрить и утешить тех, кто вынужден переносить неслыханные беды. Не сомневайтесь — господь проклинает и карает мятежников! Еще недавно они хвастались, будто исполняют божью волю, а вот уже тысячи их лежат поверженными в прах. Если бы бог глаголал их устами, то, конечно, этого бы не случилось! Раз Мюнцер повержен, то ясно, что в его лице, прикрываясь именем божьим, говорил и действовал сам дьявол! Для пущей наглядности он, Лютер, издает здесь несколько писем Мюнцера. Пусть все поймут, что такого господь не в силах был дольше сносить!
Рассказывая о франкенхаузенской битве, он по-своему толковал события. В роли миротворца у него, конечно, выступал Альбрехт: движимый христианскими чувствами, он пытался предотвратить кровопролитие. Все закончилось бы добром, если бы не вмешательство Мюнцера: он своими речами ввел крестьян в заблуждение. Вот итог: сразу больше пяти тысяч убитых! И души-то свои крестьяне погубили на веки вечные. А что стало с вашими словами, подстрекатели? Вы похвалялись, что вы, божий народ, забросаете врагов шапками и ядра неприятельских пушек будете посылать обратно. Где мюнцеровы рукава, в которые он обещал ловить ядра? Господь перед всем светом осудил и покарал Мюнцера и его сообщников!
Не обошелся Лютер и без лицемерных фраз. Эти строки он пишет не потому, что радуется несчастью Мюнцера. Он хочет предостеречь остальных мятежников, склонить к послушанию, чтобы и их не постигла подобная участь. «Я очень страдаю, что крестьяне, так страшно обманутые, погибли и душой и телом, но одновременно я и радуюсь: господь произнес свой приговор и решил дело! Теперь мы знаем наверняка: эти разбойные бесы проповедовали лжеучение, которое было противно богу и проклято им!»
Его, правда, тревожит, что крестьяне так закоренели в своем безумии, что не видят ничего и не слышат. Не помогают ни проповеди, ни письменные увещания. Лютер обращается к власть имущим. Если они одержат верх, то пусть не возносятся. Всевышний даст им победу не потому, что они праведны, а потому, что хочет наказать крестьян за их непокорность.
Теперь, после франкенхаузенского разгрома, Лютер просил о снисхождении к захваченным и сдавшимся в плен. Он не очень верил в победу и боялся, что в ответ на жестокости поднимется новая волна восстаний: господа должны быть милосердны к пленникам, дабы «погода не переменилась и бог снова не дал победы крестьянам».
Казалось, уже никакая сила на свете не заставит его говорить. Синие, искусанные губы были плотно сжаты. Он часто терял сознание. Неужели из-за долгих пыток он совсем перестал отзываться на окружающее? Но однажды он вмиг преобразился: глаза загорелись прежним пламенем. Опять Лютер! Да и разве могло случиться, чтобы Томас в преддверии смерти не услышал над собой карканья черного виттенбергского ворона?!