Человек не особенно воинственный, Эгран любил пожить в свое удовольствие. Зачем ему теперь изменять давним привычкам? Он умел ладить с властями и быть в почете у именитых бюргеров. Баталиям он предпочитал общество хорошеньких женщин, был мастер говорить им приятные вещи, ценил доброе вино и толково продуманный ужин. С досадой наблюдал он, каким великим успехом пользовался Мюнцер среди ремесленного люда. Вначале Эгран хотел остаться подальше от возможной свалки. Только изредка, в частных разговорах, позволял он себе презрительно посмеяться над пророком Собачьей улицы и глупцами суконщиками из его свиты. Но когда до него дошли слухи, что Мюнцер сколачивает какой-то союз, Эгран дал волю сарказму. О эти новоявленные апостолы! Их двенадцать. Мюнцер среди них, конечно, главный. Семьдесят два ученика, поклявшись в верности, бродят за ним по пятам.
Пробыв полтора месяца в Цвиккау, Эгран решил, что лучше уехать. Он подал просьбу об отставке. Ему отказали. Разве он недоволен взятым вперед жалованьем, что хочет покинуть город? Он остался. Однако мысль об отъезде настойчиво его преследовала. Тем более что поблизости, в чешских землях, были открыты значительные месторождения серебра. Город Яхимов богател не по дням, а по часам. Думы о хмурых рудокопах и неотесанных парнях из лесов заставляли Эграна морщиться. Но серебро! Он замыслил при первой же возможности перебраться в Яхимов.
А пока он считал своим долгом предупредить единомышленников о той угрозе, какую являет собой Мюнцер. Эгран не скрывал своих опасений. В Виттенберг то и дело приходили письма с жалобами.
Во исполнение папской буллы на площадях разожгли костры из книг Лютера. Зрелище это должно было устрашить всех его сторонников.
Испуганные лица, растерянные взгляды, низко опущенные головы. Нунций Джироламо Алеандро с нескрываемым торжеством доносил в Рим: «Подобные зрелища служат исправлению народа».
Но ловкие ребята, которым до смерти надоел римский Содом, сыграли с нунцием жестокую шутку. Алеандро радовался кострам. Он видел сумрачных и запуганных людей, но не заметил, что в толпе многие, низко опуская голову, прячут задорные улыбки или надвигают на лоб шляпу, чтобы прикрыть смеющиеся глаза. Долго не знал Алеандро, как его провели. Среди вороха книг, которые в Лувене студенты всучили палачу для сожжения, было больше сочинений папистов, чем работ Лютера. А в Кельне эта история повторилась лишь с той разницей, что здесь в огонь не попало ни одной страницы виттенбергского еретика — горели книги его противников.
В первый числах декабря Спалатин навестил Лютера. Несколько дней назад доктору Мартину сообщили о кострах в Лувене и Кельне. Он весь кипел от гнева. Проклятые паписты! Сами они еретики! Раз так, то он ответит им тем же и публично швырнет в огонь их лживые книги! Да и буллу Антихриста он превратит в пепел!
Спалатин тут же написал курфюрсту. При всем своем гневе Лютер не очень торопился исполнять угрозу. Он ждал, как отнесется к этому Фридрих. Курфюрст не счел нужным его отговаривать.
Утром 10 декабря 1520 года недалеко от ворот Виттенберга, на пустыре, где обычно живодер делал свое дело, Лютер, молясь и дрожа, бросил в огонь сочинения по каноническому праву, этот «коран Антихриста», и папскую буллу.
На рождество в церкви св. Екатерины было особенно многолюдно. Томас говорил с великим воодушевлением. Царство справедливости будет создано здесь, на земле, самим народом.
Вдруг зоркий взгляд Мюнцера упал на человека, притаившегося в задних рядах. Никак, Гофер собственной персоной? Что разнюхивает здесь этот гнусный папист? Мюнцер обращается прямо к нему. Пусть-ка он вылезает на свет. Нечего ему прятаться за чужие спины. Раз он пришел без злого умысла, то вправе сидеть на виду у всех.
Гофер начал спешно протискиваться к дверям. Почему он бежит? Знать, недоброе у него на уме. Соглядатаем явился он сюда, выискивая ересь. Гофер пускается наутек. Парни-подмастерья выскакивают ил церкви. Сейчас они навсегда отобьют у него охоту шпионить. Подобрав полу сутаны, Гофер бежит со всех ног. За ним с гиком и свистом несется толпа. Женщины не отстают от парней. Позор ябеднику! В него летят комья глины, камни, палки, осколки черепицы.
Его гнали через замок, потом вокруг крепостного рва. Он уже думал, что смерть близка, когда чудом пришло спасение. Он нырнул в какой-то дом, пробежал по саду, пролез через пролом в стене и избавился от преследователей. С перепугу он долго не мог прийти в себя.