Это случилось во время праздника. Подле церкви на огромном камне стоял торговец с бочонками и кружкой. Он бойко расхваливал свой товар и предлагал желающим отведать вина и пива. Какой-то человек в мирской одежде велел ему слезть:
— Слушайте, добрые люди, я возвещу вам о другом пиве!
Пфейфер обрушился на духовенство: все они, от римского папы до последнего монаха, живут за счет пота и крови бедняков.
Ну и речи! Но ведь все, что он говорит, — сущая правда. Люди плотным кольцом окружили Пфейфера. Здорово же он отделывает монахов!
Конечно, попы не любят местечек, где нечем поживиться. Зато в таких городах, как Мюльхаузен, ими хоть пруд пруди. Три монастыря, пятнадцать церквей и часовен — не слишком ли это много для одного города? Духовные лица не платят никаких налогов и смотрят на Мюльхаузен как на источник обогащения. Они стараются увеличить свои привилегии и доходы. Сколько грязных проделок было с индульгенциями! А чем добрым похвастаются здешние клирики? Строили новую колокольню. Священник ходил с чашей и собирал деньги. Он сколотил кругленькую сумму — и был таков! Другой поп нашел церковным деньгам подходящее применение: с их помощью он склонял женщин на любодейство. Однажды его застали с чужой женой и хорошенько вздули. Но и это не помогло. А недавно поймали францисканца, который ночью забрался в дом. Вот вам и пастыри! Один похищает вашу честь, другой — имущество.
Когда магистрат захотел выслать Пфейфера, у него было уже столько сторонников, что попытка потерпела провал. Пфейфера не дали в обиду. Теперь вокруг него собрались все недовольные засильем церкви и правлением богачей.
Жители предместий упорно добивались права участвовать в решении городских дел. Восемь выбранных— их так и называли «ахтманами» — потребовали именем общины покончить с произволом, уменьшить подати и одновременно обложить налогом дворян и духовных лиц. Магистрат под разными предлогами тянул с ответом.
Тогда по условному сигналу, схватив оружие, подмастерья осадили ратушу. Застигнутые врасплох советники согласились на перемены, пообещали признать ахтманов и допустить их на заседания.
В предместьях торжествовали победу и вовсю потешались над клириками. На дверях церквей и на рынке появились листки, высмеивающие духовенство. Любой скот при желании может не хуже попа поорать с амвона. Священнику, который держал нескольких ослов, объявили с издевкой: пусть-ка он прикажет своим ослам читать проповедь, если не хочет, чтоб ему под крышу пустили «красного петуха»!
Дома многих духовных лиц были разгромлены. Наказать виновных магистрат не мог. Он только просил вернуть растащенное добро прежним владельцам.
Возчики доставляли из Мюльхаузена не только хмель, но и добрые вести. Томас от души радовался успехам Пфейфера и ахтманов.
Мансфельдский граф Эрнст все лето препятствовал своим подданным посещать проповеди Мюнцера. Теперь он наотрез запретил им ходить в Альштедт. Он не допустит, чтоб его собственные люди впали в ересь.
Не много ли на себя берет этот живодер? Граф называет его еретиком? Томас срамил Эрнста перед всем народом. Пусть-ка он явится сюда и докажет, в чем его ересь. А если не сделает этого, то он последний плут и язычник. Ему не мешает быть поумней и сидеть себе тихонько в своем Хельдрунгене.
Несколько дней спустя Мюнцер предстал перед магистратом. Его уже неоднократно просили, говоря о господах, подбирать выражения помягче.
Что, собственно, так беспокоит достопочтенных советников? Мюнцер обвел взглядом присутствующих. Или они лучше знают, как проповедовать истинное слово божье?
Цейс развернул бумагу и прочел вслух грозное письмо Эрнста. Граф возмущался, что альштедтские проповедники при попустительстве властей ругают его бранными словами. Если это не прекратится, то он примет меры, чтобы оградить свою честь и наказать обидчиков.
Советники растерянно смотрели на шоссера. Цейс тоже был в затруднении. Зря отцы города задумчиво поглаживают бороды и чешут затылки. Да, он, Мюнцер, выступал против Эрнста. Можно ли иначе назвать мансфельдского графа как живодером, если он устраивает гонения праведных людей и хочет, чтобы его боялись больше, чем самого бога? Не Мюнцера, а Эрнста надо считать еретиком! Ни шоссеру, ни магистрату не следует ввязываться в ссору. Они так и могут отписать Эрнсту — это, мол, не их дело.