Попробуйте-ка связать поджигателей, когда кругом такие речи! Быстро пролетела неделя, а приказ оставался невыполненным. Шоссер, шультейс и магистрат обратились к Иоганну с просьбой продлить срок, назначенный для розыска злодеев. Действовать приходится очень осторожно: «Мы боимся схватить невинного вместо виновного. Из-за этого в нашей общине возникло бы великое возмущение!»
Истекла вторая неделя, подходила к концу и третья, а виновных так и не задержали. Шоссер чувствовал себя между молотом и наковальней. Герцог настаивал на исполнении приказа. Цейс не хотел впасть в опалу и умолял, чтобы Иоганн, помня о его прежних заслугах, простил бы ему проволочки. Не нерадивость тому причиной. Ведь за последние Тридцать лет мало кто из должностных лиц умер в Альштедте собственной смертью. Они были застрелены или заколоты. Пусть милостивый государь примет во внимание страшнейшую опасность и подумает о судьбе своего верного слуги.
Но герцог был неумолим. Цейс не знал, что делать. Если он будет и дальше медлить, то его сочтут соумышленником злодеев. Наконец 4 июня он решился и велел страже схватить Килиакса Кнаута, одного из тех, о ком было известно, что он участвовал в сожжении часовни. Кнаута привели в замок и заперли в темницу.
Мюнцер бросился к Цейсу. Тот оправдывался: он бы никогда не посадил Кнаута, если бы не жесткий приказ. Почему никто не хочет войти в его, шоссера, положение? С превеликой радостью отпустит он узника, лишь бы не возражал герцог. Может быть, магистр Томас сумеет убедить Иоганна, что люди, спалившие часовню, вовсе и не злодеи?
Конечно! Послание начиналось с заверений, что альштедтцы не думают об ослушании. Маллербахские события отнюдь этому не противоречат. Часовню действительно уничтожили, но это не преступление, а справедливая борьба против идолопоклонства, к которой призывает и библия.
«Бедные люди по неведению почитали в Маллербахе под видом Марии дьявола и молились ему. И если теперь этот дьявол сокрушен, благочестивыми людьми, как мы можем помогать, чтобы по сатанинскому наущению их хватали и сажали в темницу?!»
Альштедтцы не совершили ничего такого, что вредило бы общей пользе. И пусть герцог не думает, что они согласны и впредь поклоняться дьяволу в Маллербахе и приносить в жертву своих братьев.
Они так же хотят это делать, как стать подданными турок.
Письмо было по тону сдержанным, но твердым. Если против альштедтцев будет применена сила, то весь свет узнает, за что они страдают.
Когда текст был готов, Мюнцер предложил шоссеру и шультейсу его подписать. Они схватились за головы. Так дерзко оправдывать поджигателей и святотатцев?! Они, разумеется, не могут поставить своих фамилий под таким посланием
Ну, и не надо! Послание герцогу впервые было направлено от имени «магистрата и всей общины».
Винный погребок при ратуше такого не видывал еще никогда! Нет, не пьяные голоса и стук пивных кружек раздавались под его сводами. Народу было полным-полно. Люди стояли на лестнице, в дверях, на площади перед входом. Среди них было много крестьян и горнорабочих.
Столы были сдвинуты в сторону. Только за одним из них расположились несколько человек. Перед Гансом Рейхардом лежали листы бумаги. Рядом с ним сидел предводитель мансфельдских рудокопов Петер Бэр. Мюнцер был тут же.
Друг за другом подходили к столу люди. Рейхард вносил в список их имена. Подняв пальцы, они клялись всеми силами защищать истинное Евангелие. Прежде чем отойти, каждый присягнувший говорил, скольких «братьев» он завербует сам.
Больше пятисот человек были приняты одновременно в «Союз избранных». Списки, как и прежде, взял хранить Бартель Крумп. Выбранные военачальники вместе с Мюнцером держали совет.
Власти осмелились бросить Килиакса в темницу. Они замышляют и на других наложить цепи. Выход, повторял Мюнцер, один — «Союз избранных» должен охватить рабочий люд всей округи. Народ, разделенный на отряды, по первому же сигналу выступит в латах и с копьями. Князья или подчинятся справедливым порядкам, или будут уничтожены!
В Альштедте почти вся община принесла присягу, а магистрат еще колеблется. Петер Вармут, один из ближайших друзей Мюнцера, настойчиво требовал, чтобы все, кто не примкнул к союзу, тотчас же убрались из города.
Угрозы мастеровых, сыпавшиеся на головы толстосумов, были не пустыми словами. Но еще более зловещей была сплоченность рудокопов, сумрачных, немногословных людей, привыкших сжимать в своих мускулистых руках тяжелые кирки. Несколько членов магистрата поклялись во всем поддерживать «Союз избранных».