Он сидел неподвижно, стиснув руки, — сутулый, изможденный человек. О, если бы он мог, он высадил бы дверь или проломил стены!
Но темница была надежной.
Глава шестнадцатая
ЧАС ВОЗМЕЗДИЯ
Изгоняя Мюнцера и Пфейфера, магистрат строго-настрого приказал всем жителям Мюльхаузена и окрестных сел отказывать им в любой поддержке, не давать ни пищи, ни крова. Но у них было много тайных сторонников, и приказ этот нельзя было осуществить. Стоило только Пфейферу появиться у Мюльхаузена, как ему тут же помогли проникнуть в город. Когда стало известно, что он будет проповедовать, люди со всех концов устремились в предместье св. Николая. Магистрат велел запереть ворота: они будут до тех пор на замке, пока Пфейфер не уберется вон!
Ну что же, Генрих подчинится. Только недолгим будет торжество врагов. Он скоро вернется обратно, и тогда уж они запоют по-иному!
Он хорошо помнил наказы Мюнцера и старался привлечь на свою сторону крестьян. Они теперь знали правду о поджоге Больштедта. Знали они и истинные причины ненависти к Пфейферу и Мюнцеру. Ясно как божий день — их преследовали за то, что они хотели избавить народ от угнетения и всяких властей.
В самом городе настойчиво раздавались требования: раз Пфейфер вернулся, пусть ему не мешают проповедовать, где он хочет! Назревал бунт. Магистрат снова обратился за помощью к крестьянам. Не тут-то было! Несколько мужиков собрались идти в город, но их быстро отговорили соседи из Больштедта. Одумайтесь, против кого вы соглашаетесь выступать? Против людей, которые борются и за вашу пользу, за то, чтобы не было никаких налогов, чтобы мужики, как и горожане, заседали в совете, чтобы все леса, воды, луга, рыба и дичь стали общим достоянием!
Убедившись, что крестьяне на его стороне, Пфейфер начал действовать силой. В условленный час мастеровые, поддержанные отрядом крестьян, завладели воротами и бросились к ратуше. Магистрат отчаянно призывал своих приверженцев поторопиться и прибыть с «лучшим оружием». На этот раз перевес бунтарей был столь явным, что у многих охладел воинственный пыл. Ратушу удерживали с трудом. Целый день и всю ночь продолжалась осада. На рассвете начальник городской стражи вступил в переговоры с мятежниками. Всесилие магистрата было сломлено. Отцы города обещали ничего не предпринимать без ведома и согласия общины. А чтобы им больше неповадно было запирать по собственному усмотрению ворота, ахтманы под ликующие крики повесили на них свои замки.
Пфейфер прочно обосновался в Мюльхаузене. В конце года магистрат вынужден был принять закон об упразднении монастырей. Отныне монахи обязаны были зарабатывать хлеб собственными руками.
Тот, кто не соглашался сбросить сутану, должен был немедленно покинуть город.
В окрестных селах женщины из Мюльхаузена, возглавляемые Оттилией Мюнцер, побуждали крестьян изгонять священников-папистов и разорять их дома.
В Мюльхаузене с нетерпением ждали Томаса. Но он все еще не приходил.
Настоящего имени узника никто из тюремщиков не знал. Мюнцер назвал первую пришедшую на ум фамилию. Люди, которых о нем допрашивали, не выдали его. У бродячих проповедников обычно не выясняют имени: их просто слушают. И что властям вздумалось обвинять его в беспорядках, словно в Фульде мало своих смутьянов!
Чужака, угрюмого и молчаливого, решили, наконец, освободить. Пусть только мигом выкатывается вон!
Позже, когда фульдский аббат прослышал, что в его темнице находился сам Томас Мюнцер, он сокрушенно всплеснул руками. Этого-то архизлодея он бы ни за что не позволил выпустить!
Мюнцер вернулся в Мюльхаузен в середине февраля. Пора осуществить то, что не удалось осенью! Магистрат следует свергнуть. Теперь советники поступали более осторожно и не осмеливались в открытую противодействовать общине. Да, и они всем сердцем за слово божье. Они не хотят ничего, кроме порядка и справедливости. Они ловко сыплют красивыми словами, лишь бы на деле все оставалось по-старому. Мюнцер, не жалея сил, объяснял, чего стоят их лживые уверения. Он заставит членов магистрата перед всей общиной обнаружить свои намерения!