Падение Лангензальцы явилось для Томаса неожиданностью. Но не время было предаваться скорби. Надо собирать силы для решительного и неминуемого сражения. Он рассылал во все стороны приказы крестьянским отрядам стягиваться к Франкенхаузену. Отовсюду ждал он подкреплений. Надежда на дворян, которые, опасаясь за свои поместья, соглашались вступать в союз, была плоха. В ответ на призывы Мюнцера сдержать клятвы и идти на помощь с оружием и людьми присылали извинения. Всей душой хотели бы они быть в лагере своих возлюбленнейших братьев, но тяжелые обстоятельства не позволяют им этого. Они просят не корить их за отсутствие. Жалкие лицемеры и изменники!
Быстрое продвижение ландграфа, молва о его жестокости, преувеличенные рассказы о его несметных силах, особенно об артиллерии, перед которой два года назад не устояли и грозные замки Зиккингена, все это настораживало и пугало. А тут еще слухи о спешащем навстречу Филиппу войске герцога Георга и о начавшемся походе курфюрста Иоганна. Разве одолеть такую тьму врагов? Сомнения делали крестьян нерешительными. То из одной деревни, то из другой Мюнцер получал тяжелые вести: мужики, собравшиеся было в отряд, чтобы идти к Франкенхаузену, начинали колебаться. Да, они читали письма Мюнцера, но извиняются, что не могут прибыть. Они ему еще обязательно напишут.
Эта нерешительность наполняла Томаса негодованием. Неужели они не понимают, что если поднимутся все разом, то господам конец?! А если будут почесывать затылки, пока каратели свирепствуют в соседней деревне, и браться за дреколье, лишь когда те явятся к их собственным избам, то их всех перебьют! Не они должны испытывать страх — пришло время трепетать тиранам!
Он верил в эрфуртцев. Конечно, они окажут быструю и значительную помощь. Им было направлено письмо. Сколько людей и пушек в силах они прислать? Пусть присылают все, что только могут. Позже орудия будут им возвращены. Пора истреблять нечестивых правителей: они чувствуют, что погибель их близка, и даже падающие с деревьев листья ввергают их в ужас. А праведный не побоится и сотни тысяч врагов.
Обращение было взволнованным и страстным. Но от Эрфурта Мюнцер был уже отрезан наступающими войсками ландграфа.
Твердость нужнее пороха! Лагерь был. полон тревожными слухами. Малодушные все чаще с тоской вспоминали покинутые дома. Мюнцер снова собрал сходку. Трое плененных соглядатаев понесут заслуженную кару. Ни один человек, будь то дворянин, священник или сам курфюрст, не Может рассчитывать на безнаказанность, раз осмеливается чинить народу зло. Справедливость — сестра возмездия.
Он часто грозил тиранам расплатой. Им было время одуматься. Теперь пусть пеняют на себя. Возмездие падет на их головы и головы их прислужников. Народ доберется и до крупных птиц. Разбойным гнездам вроде Хельдрунгена лежать в развалинах!
От имени общины Мюнцер вынес трем пойманным лазутчикам смертный приговор. Их обезглавили здесь же, посредине круга.
Давно на всю страну Лютер ославил Томаса как кровожадного беса. Но жестокость была чужда Мюнцеру. Настойчивые призывы истреблять нечестивых правителей имели иной источник. Великая любовь к людям заставила его понять, что не могут на одном поле уживаться сорняки и золотая пшеница. Чтобы заколосилась пшеница, надо собрать все плевелы и вовремя сжечь!
Гонцов ждали в Виттенберге с нетерпением. Работа валилась у Лютера из рук. Неужели господь позволит Альштедтскому сатане разгромить войско князей? Советники Альбрехта Мансфельдского извещали Лютера о ходе событий и, выполняя его просьбу, пересылали ему копии наиболее интересных документов, поступающих в канцелярию. В одном из писем Лютер получил сразу четыре копии. Это были «Воззвание к альштедтцам» Мюнцера и его предерзкие послания Эрнсту и Альбрехту. Лютеру стало страшно. Какую силу чувствует за собой Мюнцер, если осмеливается так обращаться к правителям! И все это господь намерен терпеливо сносить?
Он был меж двух огней. Приверженцы старой религии в один голос кричали, что Крестьянская война — «движение лютеран». Ему грозили расправой и апостолический нунций, и приближенные императора, и немецкие князья-католики. Но куда больше, чем папистов и Георга Бородатого, Лютер боялся восставших. Он с тревогой ждал вестей об их успехах. Вот они уже под Франкенхаузеном. А что, если, соединившись с рудокопами, они разобьют Эрнста и Альбрехта? Разве их остановит войско Иоганна? Что их удержит? Они захватят Хельдрунген. А дальше? Не Виттенберг ли уж?
Он метался по келье. Его беспокойство стало совершенно невыносимым, когда некий доброжелатель услужливо ему поведал, что восставшие намерены всерьез потянуть его к ответу. А было за что. Чего стоил только памфлет «Против разбойных и грабительских шаек крестьян»!