Вот такие думы роились в голове у Ромы Хлебореза. А пока Чертыхальски-Рокоцей Рокоцей-Чертыхальски ехал по когда-то родному ему городу, и с любопытством рассматривал мелькающие за окном рекламные щиты, витрины магазинов, деревья и прохожих. В сию минуту он не хотел думать о том, что будет завтра — внешне Тихоня был спокоен как Pacific Ocean.
Кстати, перед тем, как сесть в машину, Леся спросила, устал ли Томас с дороги, и где собирается остановиться. На слова, что, дескать, переночевать ему не у кого, и он собирался снять номер в гостинице, девушка улыбнулась и так, без эмоций, даже с холодком, сказала, что она свободна и может, конечно, не бесплатно, предоставить на несколько дней комнату. Томас-Тихоня воспринял предложение как должное, и сейчас Леся везла его к себе домой — жила она на Гагарина. В глазах Чертыхальски кроме рекламы, деревьев и прохожих, метались шальные мысли, шальные желания. Стоило нашим героям переступить порог, Леся тут же обняла Томаса и поцеловала. Тихоня ответил. Он совершенно не удивился, когда девушка, не отлипая от губ, начала снимать с него одежду и повела вглубь квартиры. До спальни они не дошли — свалились в зале на диван — и было всё — нефритовый стержень, трепещущие лепестки лона, крики, стоны, царапины на спине, жемчужинки пота на крепких ягодицах, пощекотунчики, смех — всё как в женских романах.
Виват!
8 Вензельки
Давно отбушевал в Городке полдень — летний день лениво подползал к своим поминкам. Солнце устало бить протуберанцами горожан по головам и спешило прыгнуть за терриконы. Народ тупо ждал ночной прохлады, когда можно выйти на балкон или во двор с бутыльком пива и семечками, покурить, поболтать с соседом, не опасаясь подзатыльника от румяного хулигана. Трамваи и троллейбусы вечером стали ходить реже. Голодные, прибежавшие с работы, горожане зажгли конфорки на кухнях. Пошла вторая волна выгула собак и пустыри, парки, скверики наполнились сиамскими близнецами. Где-то кто-то кого-то ругал — звуки семейного скандала разносились на весь мир. Из открытого балкона на четвертом этаже слышался хрипловатый баритон Круга и бренчание электрогитары. Вот только шансонье не мог тягаться с напором убористого мата, и всухую проиграл борьбу за интерес собравшейся на лавочках публики.
Через двор продефилировали местные разбышаки — Сашка с Иван Сергеичем. Высокий и низкий. Рыжий и белый. Пат и Паташон. Перепачканные, как кочегары. Вытирая своими натруженными грязными руками пот с висков, они толкали к ближайшему пункту металлоприема самодельные дрожки, на которых возвышалась небольшая ржавая ванная, какие ставят в малосемейках.
Антонина Петровна к этой минуте у себя дома изволила плотно отужинать, и готовилась через час отойти ко сну — летом она с солнцем ложилась и с ним же вставала.
Томас и Леся добрались-таки до спальни и отдыхали — им этой ночью ещё предстояло проверить на крепость мебель и нервы соседей. А вот Роме было не до сна — он сидел на кухне и смолил сигарету за сигаретой.
Все-таки творческий процесс — сложная и энергозатратная штука.
9 Алё, барышня?
Утро в Городок пришло с птичьим гомоном, уханьем голубок, слепящими лучами-зайчиками, ласкающими через занавеску обнаженные, сплетенные в нежном танце любви тела. Когда дело подходило к пику Коммунизма, вдруг зазвонил мобильник. Томас, пошарив рукой по ковру, нашел трубку и посмотрел на экран. Там высветился номер Романа Смехова. Нажав на зелененькую потертую скобочку, Томас прислушался. Голос, который скрывался внутри динамика, был весел, даже игрив.
— С добрым утром, шанхаец. Готов к труду и обороне?
Томас хотел ответить «Да», — но у него получилось очень уж бодрое: «ДА!».
Рома, не ожидая такой прыти, отстранил от уха трубу, посмотрел на неё, потом, вернув на место, переспросил: