Автора подавайте!
А вот он, голубчик — ваш прапраправнук, собственной жалкой душонкой...
Которой у него-то теперь-то и нет-с...
II часть, которую можно назвать: «Китобоец и терриконы» 1 Начало рассказки должно быть таким
«Блаженны чистые сердцем».
( Мф 5:8 ) От Матфея святое благовествование.
Довольно комедий, на горло песне наступает проза...
Я много думал, как лучше начать рассказку. Напустить туману или открыть все карты сразу? Кто такой Томас и с чем его едят? Мог пуститься в пляс от печки-анкеты и повести историю таким образом: Томас Чертыхальски как-то рассказывал, что родился он в январе 1899 года в семье пивовара Томаша, в столице Эстляндии Российской Империи. Отец нашего героя родом был из-под Варшавы. Фамилию носил такую, что язык сломать можно — Ченстоховски или Ченстохальски — что-то так. Томашу, от природы тугоумному и медлительному, часто доставалось от более резвых и наглых братьев, коих у него, благодаря темпераменту деда и терпению бабки, народилось двенадцать ртов. В десять лет отец Томаса попал в услужении к своему дяде, который в Варшаве имел пивоварню. Приехал на месяц, да так и остался. Сначала подайпринесивоттебелодыряга, а когда к четырнадцати годам вымахал до потолка и набрал невообразимую силищу, стал грузчиком. К двадцати в голове его завелся какой-никакой умишка, и Томашу пришлось не только тяжести носить, но и помогать в делах. К тридцати вся работа уже была на нем, а дядя, под старость узнавший, что такое ревматизм и трясучка в руках, отошел от дел. Отец Томаса благодаря своей прирожденной лени, старался все делать споро и добротно, чтобы скорее завалиться спать, а проснувшись не переделывать.
Казалось, всё — удалась у человека жизнь. Дядя, не имевший детей, готов был уже передать племяннику свое хозяйство, но... Не срослось! Неизвестно, что произошло, однако в тридцать два года отец Томаса из Варшавы перебрался в Ревель. Люди говорили, что тут не обошлось без разбитого сердца состоятельной панночки... Скорее всего врали — Томаш был слишком ленив для любовных утех. Поселился он в Ревеле без денег, родственников, без крыши над головой. Единственно, что у него было за душой — его таланты. Он умел варить пиво, таскать бочки с пивом и пить пиво. Однако давно люди говорят: что под звездами не происходит, все к лучшему. Через год Томаша Ченстоховски или Ченстохальски — кто этого пшека там разберет? — знал почти весь Ревель. Вернее не его, а кабачок «Тощую Эльзу», в котором хозяйничал старый еврей Дов-Бер, по прозвищу Соболь. С ним-то отец Томаса волею судьбы и сошелся. Получив любимую работу, а с ней крышу и стол, Томаш в благодарность придумал новый сорт пива — янтарного цвета, с карамельным привкусом. Вот этот пенный эль и свел с ума весь Ревель.
Заведение, где теперь обитал Томаш, было не из престижных. Близость порта не придавало кабачку респектабельности, но «Тощей Эльзе» прощалось всё: теснота, шум и ругань, низкие потолки в залах, клубы табачного дыма и не дающие себя лапать, тяжелые на руку разносчицы. Моряки и портовые грузчики, пролетарии и трубочисты, проститутки и купцы, врачи и солдаты, конторские и адвокаты, студенты — все сюда приходили, чтобы выпить кружку вторую-третью полутемного ароматного. Томаш варил зелье, Соболь его продавал, а публика не могла нахвалиться, требуя ещё и ещё. Каков был рецепт, что поляк подмешивал в сусло, никто не ведал, но эль был так хорош, что насытиться им было невозможно. Знать и дворяне, местные и приезжие офицеры, промышленники заказывали у Дов-Бера пиво бочками, маркированные печатью с изображением медведя и соболя. Скоро Ченстоховски-Ченстохальски, из-за ревельских острословов превратился в Чертыхальски. И я вам скажу по секрету, не зря: сколько идиотов, вытирая рукавом пенные усы, в липком пьяном угаре кричали: «Да за такое пиво не грех и душу продать!». И продавали — Дов-Бер времени зря не терял.
Несколько лет понадобилось отцу Томаса, чтобы почувствовать себя в Ревеле как дома. Когда уважение, набитый желудок, здоровый сон стали для него постоянными друзьями-спутниками, Томаш задумался о своем будущем. Что мужчине надо для полного счастья? Правильно — жена! И вот, наконец, у поляка появилась супружница. Родом из-под Староконстантинова. Звали её Альмой. Работала на Соболя. Давно вышла из поры цветения, красотой не отличалась. Метр от пола — дунь и упадет — но ве-е-едьма-а-а... Женщина злости необыкновенной.
Нескоро, точнее, в январе 1899 года, просто чудом родился Тихоня. Назвали его Тоомасом. Рождение сына Томаш почти не заметил — он уже давно жил в своем мирке. Вставал с третьими петухами, умывался, кушал, выпивал пивка, работал, выпивал пивка, кушал, и домой — слушать жужжание комара, летающего вокруг гиппопотама. Покивает, почешет пузо, покушает, выпьет пивка и на боковую. С годами Томаш ещё больше обленился. Заплыл жиром так, что брюхо и с пушки не пробьешь. Жена не могла мириться с тем, что муж её держит за ту собаку, что на цепи — тявкает, а укусить не может. Гордость и природная злость искала выход. Громоотводом стала родная кровинушка.