— Как изволите.
Что бы она ни говорила, дорога меня влекла к ней.
Королева свистом подозвала коня, и прекрасное животное примчалось рысью. Только королева все медлила, вертя в руках венок из листьев и ягод. Потом, пожав плечами, бросила его высоко вверх и венок пропал из вида. Королева вскочила в седло и помогла мне усесться за ее спиной.
Светлая дорожка начиналась почти у наших ног, в траве сада. Конь пошел по ней, как любой обычный конь по любой нормальной дороге. Вокруг расстилались: поле, деревья, далекие холмы. На сердце было легко, и я запел, запел весело, как пел, бывало, еще мальчишкой.
Королева рассмеялась и подхватила припев: «О ракита, пригожая ракита…»[2]
Мы пересекли ручей по хорошенькому горбатому мостику.
— Госпожа, — спросил я, — разве в этой стране нет жителей?
Она повернулась в седле и лукаво посмотрела на меня.
— Но, Томас, они же вокруг тебя!
Я почувствовал, как краснею от растерянности.
— Ты должен научиться смотреть. Со временем это придет.
Я вертел головой во все стороны и все равно ничего не видел. Мы как раз проезжали через березовую рощу, свет пробивался сквозь зеленые листья.
— Посмотри вон на то дерево, — тихо сказала она, указывая подбородком. Только смотри искоса.
Я повернул голову и уголком глаза уловил контур женской фигуры, высокой, белой, с серебристыми волосами.
— Ты видел?
— Женщина…
— Да. Это одна из моих…
Я не понял, что она имела в виду: одна из моих подданных, слуг или даже детей. Я снова скосил глаза и… едва не свалился с седла. Нимфа, или кто она там была, ответила мне неожиданно неприличным жестом. Во всяком случае, среди людей его бы сочли весьма неприличным.
Королева рассмеялась.
— Слух о твоем появлении опережает нас. Помни же: ни с кем из них ты не должен заговаривать.
А я и не собирался. Просто повернулся спиной к этой проказнице.
— Ты все еще мальчишка, — сказала королева без всякого недовольства.
— Я себя так и чувствую, — честно признался я.
— Как мальчишка на празднике.
Вспомнив наши земные праздники, я начал рассказывать о них королеве. Давно забытые эпизоды так и сыпались из меня. Пока говорил, я стал замечать краем глаза и других жителей этой страны: одни — высокие и изящные, как сама королева, другие — такие крохотные, словно пичужки.
Не слышно было птиц в этом лесу. Только звон колокольчиков на сбруе, стук копыт по тропе, шелест ветра в ветвях да отдаленный плеск ручья — и все эти звуки покрывал мой собственный голос. Меня несло. Я рассказывал о моей прежней жизни, о детстве, давно забытом, как мне казалось, а тут словно все вдруг вернулось, и чувства, и мысли.
— Стало быть, твоя кошка тоже была хорошей охотницей? — переспросила королева.
Я стал отвечать, но услышав собственный голос, осекся.
— Госпожа… я… — Но почему я болтаю о своем прошлом с Королевой Эльфов? Как мог я покинуть свой мир ради нее? — Пожалуйста, — промямлил я, попытался собрать остатки достоинства и с трудом произнес: — Лучше уж я буду молчать.
— Это вряд ли, — сказала она ласково-рассудительно и рассмеялась. — Ты думаешь, что зачарован? Так, Томас?
Не терплю, когда меня высмеивают. К тому же у меня хватало причин считать себя зачарованным.
— На тебе нет чар, — произнесла королева. — Но ты теперь мой.
— А если я не хочу?
— Тогда ты, конечно же, будешь молчать. Но почему, дорогой мой? Разве смысл твоей жизни не в том, чтобы доставлять радость людям своим голосом, умом, речами? Ты всегда знал, как стать полезным. Теперь ты будешь полезным мне и доставишь мне удовольствие. Ты всегда будешь знать, когда надо спеть для меня, или поцеловать меня, или принести питье, или оставить одну.
— Для меня это звучит как волшебство.
— Конечно, это и есть волшебство. Я сама — волшебство! Я — Королева Эльфийской Страны, Томас, мне нет нужды зачаровывать тебя.
Оказалось, даже ее слова будят во мне страсть. Я попытался скрыть, это неуклюжей шуткой.
— Тогда я надеюсь развлечь тебя кое-чем получше историй о зверьках маленького мальчишки.
— Надейся, -ответила она довольно равнодушно. — Я все равно получу все твои истории, прежде чем закончится срок.
В ответ я обнял ее и прижал к груди. И чуть не свалился, когда конь внезапно понес, закинув голову. Белый голубь метнулся через тропу прямо под ноги коню. Послышался слабый свист, и серебряная стрела вонзилась в Ствол дерева над нашими головами.