Мы нашли Томаса с западной стороны Бурахского кургана. Вымокший, грязный, он сжался в комок и дрожал во сне. Когда мы его разбудили, он вскрикнул и заговорил с нами так, словно не признал.
Гэвин набросил на него свой плащ взамен его мокрого, а я дала воды.
— Ни к чему это все, — пытался протестовать Томас, выстукивая дробь зубами. — Я не могу вернуться. Я все равно не принадлежу здешнему миру.
— Поднимайся-ка, — Гэвин говорит. — С мороза да на пустой живот не много надумаешь. И мы втроем побрели к дому.
Томас отогрелся и обсох, но мрачное настроение не покинуло его и к вечеру, как ни пытались мы его растормошить.
— Никому я не нужен, — тусклым голосом повторял он снова и снова. — Такой жизни мне не вынести. Я слишком стар, чтобы учиться торговать. Я не знаю, с какого конца за мотыгу берутся…
— Лучшему арфисту во всей стране простительно не знать, как держать мотыгу!
— Лучший арфист в стране — просто сумасшедший! — вспылил он. — Как я теперь буду говорить с людьми? Как появлюсь перед королем или хотя бы перед Дунбарским графом после семи лет отсутствия и расскажу им, где меня носило? Задай они хоть один вопрос — и я окажусь дурак-дураком! Я не вынесу, если окажусь общим посмешищем, — горестно закончил он.
— Мне так думается, — говорю я ему, — что тебе пора в путь. Возвращайся-ка в мир и посмотри сам, так ли он плох, как ты боишься. Что прорицателям порой приходится нелегко — это верно, да ты-то не при одном дворе успел послужить. А пение да игра на арфе никуда ведь от тебя не делись. Насочиняй новых песен, вот тебе и почет. Чего им от тебя еще ждать?
Том улыбнулся.
— Поглядим. Хорошо хоть, учиться пахать не придется.
— Попробуй, — гну я свое. — Вернуться всегда успеешь. Кстати, и у Элсбет будет время подумать.
— Ага, — поддакивает Гэвин, — а у тебя будет время серебром разжиться. Кому охота замуж за нищего выходить.
— Прямо как в одной из твоих историй, — размечталась я, глядя в огонь. Принцесса со Стеклянного Холма, или Черный Конь и сын Короля Ирландии… Я скажу Элсбет, что ты пошел за удачей.
— Только если сама спросит, — мнется Том.
Как водится, Томас знал все обо всех, кроме себя. Там, в мире, его музыку еще любили и помнили.
Мы поняли, что с ним все в порядке, когда до нас стали доходить слухи о новом провидце, который объявился в здешних краях. Говорили, это он предсказал наводнение Варка и судьбу юного Трэнвайра. Этим летом слухи не намного опередили его. Еще не начинали убирать урожай, как он явился, озолоченный королями да князьями. До того дошло, что кто-то из них даровал ему старую башню в Лермонте, недалеко от Эрсилдауна, во владениях графа Дунбара и Марга. Юный граф, как раньше его отец, был добрым другом нашему Рифмачу; графский замок был как раз по другую сторону от Эрсилдауна, и Томаса всегда приглашали играть, когда граф бывал дома.
Мы про все узнали, когда Томас явился проведать нас с охапкой подарков и заново обретенной уверенностью на физиономии. Он показал нам несколько локтей зеленого шелка, гребень из слоновой кости и тяжелое кольцо, сплетенное из .полос желтого и красного золота.
— А белого коня так и нет, — вздохнул он. — Как, по-вашему, это сгодится?
— Ты вроде свататься идешь, а не на рынок, — бурчит Гэвин.
— Оно конечно… да только кому охота замуж за нищего!
Ну в первый день он схлопотал пощечину, но гребень все-таки вручил. Во второй день гребень полетел в него, зато он ее рассмешил. А на третий день Элсбет заявилась к нам с тем самым кольцом на пальце и ворохом зеленого шелка на свадебное платье.
— Колечко-то волшебное, — объяснила она нам. — В тот день, когда Томас изменит мне, камешек в нем почернеет и треснет.
— Погоди-ка, тут же вообще камня нет, — углядел Гэвин.
Элсбет знай себе улыбается, а Томас выглядывает у нее из-за спины и поет.
А потом:
Год еще не кончился, как она снова принялась шить, а он — петь, но только теперь уже колыбельные.
Так оно и идет с тех пор. В Лермонте скучать не приходится: дети да няньки, да странники — из самого Ская ведь идут, чтобы с Рифмачом потолковать, успевай поворачиваться! Эта суета не про нас с Гэвином. Нам куда приятней, когда малышня к нам играть приходит. Томас говорит, ремесло его детям на пользу, так что обучены они и печь, и вязать, и за овцами ходить, и все Прочее по хозяйству.