В другой своей грамоте, от 1214 или 1215 года, Доминик разрешает Раймонду Альтароне, обращенному еретику, в облегчение эпитемии, “носить такое же платье, как и все христиане, так же, как и Вильгельму Угунье”... Нетрудно видеть из обоих документов, как малоосновательны предположения об инквизиторском характере миссионерской деятельности Доминика. В области церковной дисциплины, в этой деятельности нет ничего нового, а потому нет основания выводить и самого деятеля из этой сферы в совершенно чуждую ему сферу инквизиции. Ничто не говорит также о нетерпимости Доминика. Нет никаких источников, которые рисовали бы его как сурового проповедника, выходящего за пределы увещевания. Те розги, которые прописывались в эпитемиях Доминика, нельзя считать таким выходом, потому что, как одежда кающихся, это был лишь атрибут покаяния. Иначе поступали легаты Иннокентия. Сам выбор этих легатов не обещал ничего хорошего. Петр Кастельно был фанатиком. Он не проповедовал, а боролся. Это он именно “ринулся, как с гор крутых поток, в открытую борьбу с еретиками”. Его слова раздражали противников, но легат как будто искал себе смерти... Медленная победа над ересью, присоединение обращавшихся, сперва единицами, как это делал Доминик, не удовлетворяло Кастельно. Он видел одно лишь упорство, и в этом смысле доносили папе... Под влиянием этих известий, в 1207 году Иннокентий приказал еще раз побудить Раймонда к поддержке веры и затем отлучить его от церкви. Исполнение папской воли было возложено на того же Кастельно. Раймонд был раздражен этим новым натиском из Рима, легат – почти в экстазе под обаянием своей миссии. При таких обстоятельствах они встретились в Сен-Жиле.
– Теперь, граф, – торжественно сказал Кастельно на уклончивые ответы Раймонда о преследовании еретиков, – я объявляю тебя клятвопреступником и беззаконником, гнев Божий да разразится над тобою. Я отлучаю тебя от церкви. На всех землях твоих отныне интердикт. С этого дня ты – враг Бога и людей. Подданные твои разрешаются от присяги, и тот, кто свергнет тебя, поступит справедливо, очистив престол, опозоренный еретиком.
– Повесить негодяя! – вскричал в бешенстве граф.
– Именем святого посланничества моего, – продолжал Кастельно, – которое меня осеняет, я запрещаю всякому поднять руку на помазанника Господа.
Во всей фигуре легата и в тоне, которым он говорил, было столько величия, что никто не решился исполнить приказ Раймонда, и легат удалился. Утром 15 января 1208 года Кастельно был уже близ Роны. Отслужив краткую мессу вместе со спутниками-монахами, он отправился к перевозу. Их ждала лодка с двумя гребцами.
– Если вы не еретики и не жиды, – сказал гребцам Кастельно, – то не откажите дать убежище проповеднику святого Евангелия, который бежит из земли гонения.
Он занес ногу, собираясь войти в лодку, но один из гребцов, как бы желая помочь ему, вдруг ударил его кинжалом. Легат опрокинулся навзничь и со словами: “Да простит их Господь, как я их прощаю”, – скончался на руках провожавших.
Весть об этом убийстве, по общему мнению, подстроенном Раймондом, отозвалась ужасом даже в еретическом Лангедоке. В Риме она послужила сигналом к новой политике Иннокентия. Буллою 6 марта того же года папа не только подтвердил отлучение Раймонда, но в то же время разрешил всякому верному католику овладеть его землями и преследовать его личность. С этого момента начинается политическое падение Лангедока и заря инквизиции. В 1215 году 11 ноября, когда открылись в Риме заседания четвертого Латеранского собора, Раймонд только по имени был графом Тулузским.
“Граф Тулузский, – решено было затем собором, – с давних пор и по разным причинам признанный неспособным управлять страною в интересах веры, должен быть навсегда исключен от государствования и жить вне земли своей, в приличествующем ему месте. Там, принесши достойное покаяние по грехам своим, ежегодно он будет получать 400 серебряных марок на содержание”...
Преемником Раймонда назначался граф Симон Монфор, счастливый предводитель крестового похода, эпилогом которого был Латеранский собор. Оставалось судить еретиков, не погибших среди военной тревоги. Но торжество религии еще раз было отсрочено. В мае 1216 года сыну Раймонда Раймонду VII удалось поднять восстание и свергнуть ненавистное иго Монфора. Тринадцать лет тянулась еще агония Лангедока, до 12 апреля 1229 года. В этот день в Париже происходила торжественная церемония: Раймонд VII присягал на верность французскому королю и обещал быть верным и послушным слугою короля и церкви, до самой смерти своей сражаться с еретиками, их единомышленниками и укрывателями, не щадя ни родственников, ни друзей, ни вассалов, и вполне очистить свою землю от ереси.