В самом начале войны, когда начались бомбежки, Венцлова отвез жену и сына в деревню Ерузале под Вильнюсом. Ему казалось, что там им будет безопаснее, что война скоро кончится. Но все сложилось иначе. Антанас в конце концов очутился в Москве и на три года был отрезан от родных, а его семья пережила много потрясений. Со времен Ерузале у Томаса осталось воспоминание о том, «как немцы сбили русский самолет и расстреляли спускающихся парашютистов».[4]
Элиза Венцловене иногда ходила из деревни на вильнюсский рынок, заодно навещая свою квартиру. Однажды она не вернулась: ее арестовали по ложному доносу служанки, работавшей раньше в их семье. Та сообщила немецким властям, что Элиза еврейка. Венцловене пробыла в тюрьме полтора месяца, терпя издевательства и мучаясь без вестей от родных. Она чудом избежала расстрела. Выйдя из тюрьмы, Элиза увидела, что в ее волосах появилась широкая прядь седых волос.
Так Томас остался один среди чужих людей. Ему шел четвертый год, соседи называли его профессором: мальчик уже умел читать и по-взрослому всем интересовался. Его отправили через знакомых в Каунас, к дяде матери, Каролису Вайрасу-Рачкаускасу, а когда Элизу выпустили из тюрьмы, они поселились недалеко от Каунаса, в Верхней Фреде, где была усадьба дедушки. Там жил в военные годы и двоюродный брат Томаса Андрюс Цвирка, родители которого тоже были в России. Полтора месяца среди чужих людей, «рано испытанное, абсолютное, просто необратимое одиночество[5]», когда вдруг исчезли и отец, и мать, травмировали Томаса. После того как Элиза вернулась, он панически боялся потерять ее из виду.
Мальчика нельзя было оторвать от книг, а мать хотела, чтобы он занимался и чем-то другим. Однажды взрослые решили поставить с детьми «Красную Шапочку». Томас репетировал роль Волка, в представлении участвовали все соседские дети. Но в самый ответственный момент, когда Волк должен был съесть Красную Шапочку, оказалось, что он исчез. Нашли его быстро – Томас читал книгу в развилке старой яблони. Играть ему быстро надоело, зато книги не надоедали никогда[6]. Верхняя Фреда так и осталась в сознании поэта домом детства: «На Рождество я, конечно, вспоминаю детство, снег в Верхней Фреде, где я тогда жил, молодую красавицу маму и ее отца, Меркелиса Рачкаускаса, в наряде Рождественского Деда».[7]
Но он запомнил не только домашнее тепло, но и еврея с желтой звездой, идущего по обочине, флаг СС на улице в Каунасе, бомбежки. Жители Фреды прятались от них в огромной трубе, проходящей под шоссе. Враждебность окружающего мира чувствовали и дети, и взрослые. Дедушку, как «тестя двух большевиков», уволили из университета, ему пришлось преподавать в гимназии. Мать тоже постоянно чувствовала угрозу для себя и детей. Однажды, гуляя с детьми, она услышала от проходящего мимо военного: «Этих нехристей следует так же расстреливать, как еврейских детей». Испуганные Элиза Венцловене и Елена Рачкаускене отвели мальчиков в костел и окрестили, надеясь их обезопасить.[8]
Отец вернулся летом 1944-го. Томасу шел седьмой год, но он был по-взрослому мудр и рассудителен. Таким его и увидел отец, описавший эту первую за три года встречу с сыном в автобиографической книге «Буря в полдень»:
Из кухни прибежал мальчик – высокий, тонкий, голубоглазый. Он удивленно смотрел на меня, словно не понимая, кто это…
– Я всем говорил, что ты в Вильнюсе, – сказал сын. – Но я знал, что ты в Москве…
– Почему же ты так говорил?
– Да ведь немцы, – по-взрослому серьезно ответил он.[9]
Вернувшемуся отцу он показывает не игрушки, а свою драму, персонажи которой – «верблюды, мыши, вороны, кузнечики и, кроме того, Амундсен».[10]
В Верхней Фреде, где Томас провел много времени и в военные годы, и позже, его окружали родственники, среди которых были яркие и талантливые люди. О матери Томас позднее напишет: «Человек редкой внутренней стойкости, она дала мне несколько самых главных уроков жизни».[11]
Элиза была очень образованной, мечтала стать балериной. Ее артистичность оценил даже легендарный литовский режиссер Юозас Мильтинис. Она так и не реализовала этих талантов, посвятив себя семье. Элизу прекрасно характеризуют слова, написанные сыну в непростой для него период: «…я все время думаю о Тебе <…>, но я ничего не могу, только любить Те б я»[12]. Любовь подсказывала ей, как помочь близким в тяжелых ситуациях. Во время войны Элизу Венцловене преследовали как жену наркома. После того как эмигрировал сын – как мать антисоветчика и эмигранта. Она достойно прошла эти испытания.
7