– Я прекрасно знаю, что ты можешь смотреть смерти в лицо, – возразил Онари. – Только у каждого из нас есть своя тайна. Так что пей!
Новицкий колебался, глядя на жреца, но у того на лице ничего нельзя было прочесть. Онари, видно, догадывался, какие опасения терзают пленника, потому что сказал:
– Ненавижу белых, и ты это знаешь. Но ты спас мою жену и сына, рискуя собственной жизнью. Это не отрава, пей!
– Ладно, будь по-твоему! – сказал Новицкий, взял в руки кубок и выпил неведомую микстуру. Жрец снова подошел к очагу, стал смешивать зелья, то шепча заклинания, то заводя какие-то монотонные песнопения. Новицкий лежал неподвижно, лишь глаза его лениво осматривали дом жреца. По углам слонялись разноцветные попугаи с подрезанными, чтоб не удрали, крыльями. У некоторых в хвостах не хватало перьев, видно, их вырвали для украшения голов кампов. За птицами гонялась обезьянка, она таскала их за хвосты и попискивала от удовольствия, когда они с криком, неуклюже улепетывали от нее либо старались цапнуть ее мощными кривыми клювами.
Только вскоре эти игры перестали интересовать Новицкого. Боль ушла, мысли текли все ленивее. Какое-то время он еще глядел на свисающие с балок связки кукурузных початков, гроздья дозревающих бананов, издающие одурманивающие ароматы пучки трав, связки тростинок для стрел. Все тяжелее становилось подымать веки. Потолок раскачивался, как корабль в бурных волнах, расплывался во тьме. Мнилось ему, что он слышит глухие вздохи бубна, бренчание погремушки, полное тревоги пение. И тут он увидел пуму. Сияющие глаза всматривались в него, косматая лапа сдирала бинты с раны. Временами голова хищника превращалась в голову жреца с перьями на голове, пока, наконец, Новицкий окончательно не погрузился во тьму.
III
СОВЕЩАНИЕ ДРУЗЕЙ
Новицкий глубоко вздохнул, медленно поднял веки. С изумлением обнаружил, что лежит на своем топчане в комнате, которую они со Смугой занимали в каменном здании, расположенном в древнем городе. Еще немного отуманенный глубоким, долгим сном, он лениво взирал на отверстие, в которое проникали жаркие солнечные лучи. Мысли его разбегались, в мозгу мелькали какие-то странные образы. То ему виделись пумы, а он, Новицкий, подобно Томеку укрощал их силой гипнотического взора, то жрец в высоченном головном уборе с демоническим хохотом подсовывал ему отраву, а за плечами мужа подмигивала ему молоденькая Агуа, от этого видения Новицкий совсем уже забеспокоился и очнулся.
«А, чтоб тебя кит проглотил! И что за чушь мне снилась?»
Он еще немного полежал, восстанавливая в памяти происшедшее… Схватка с пумой, загадочный Онари, склонившийся над раной… Чтобы увериться, что то был не сон, Новицкий сел на постели, энергично сбросил укрывавшую его мягкую звериную шкуру. Широкая лубяная повязка охватывала левую ногу.
– Ах, сто пар бочек тухлого жира! – недовольно проворчал Новицкий себе под нос. – И впрямь не сон!
В ту же минуту за его спиной раздался хорошо знакомый голос:
– Добрый день, капитан! Да, то был не сон. И лучше бы тебе не делать резких движений.
Новицкий тут же обернулся, Смуга сидел в глубине комнаты, на топчане. Встал, спрятал погасшую трубку в карман кусьмы и подошел к другу.
– Добрый день, Ян! – беспечно ответствовал Новицкий. – Смотри-ка ты, солнышко уж вовсю припекает, а я валяюсь в постели. Слушай, как я здесь оказался? Ничегошеньки не помню. Этот индейский знахарь усыпил меня в своей халупе, а потом…
– А потом ночью кампы принесли тебя на носилках, и в беспамятстве, – продолжил Смуга. – Ну и нагнал же ты на меня страху!
– И напрасно ты боялся, ничего мне не сделалось. Просто кошечка меня царапнула.
– Ничего себе царапинка! – улыбнулся Смуга. – Мне все отлично известно, Онари рассказал. Нельзя легкомысленно относиться к такой ране, только бы не занести инфекцию.
– Не хуже тебя это знаю. Поэтому и поковылял к жрецу, хоть мы никогда ему не доверяли.
– И правильно сделал, – одобрил Смуга, – здешние жрецы знают столько лечебных трав, растений, корней, что им могли бы позавидовать и европейские врачи, а они почитают жрецов за шарлатанов, обманщиков. Онари заверил, что рана скоро заживет. Так что я успокоился, он ведь действительно хорошо в этом разбирается.
– Ты сам к нему ходил? – удивился Новицкий.
– Да нет, не пришлось. Тебя принесли под его надзором. И еще за ночь он приходил дважды. Поил тебя какими-то отварами, окуривал дымом, пел свои чародейские «колыбельки», прямо как младенцу, – разъяснил Смуга.
– Ну раз уж так, придется признать, что он вел себя вполне прилично, хоть нас и ненавидит. Чудные они, эти индейцы!
– На самом-то деле в мирное время это гордые, правдивые, спокойные люди. Они тебя признали, поскольку ты поступил благородно и так же не знаешь страха, как и они.
Новицкий смущенно и одновременно довольно ухмыльнулся, слышать от Смути такие слова было ему крайне приятно, он ведь так высоко ценил опыт, сдержанность и храбрость друга. Тут он стал оглядываться вокруг.
– Черт побери, а где же моя одежда?
– Принесли тебя голеньким, как турецкого святого, но оставили кусьму. – Смуга указал на лавку, где лежало длинное, ниспадающее одеяние, в какое и сам он был облачен.
– Господи, да это же на меня не налезет! – возмутился Новицкий. – Я в этой штуке как младший братишка или японский борец. Лучше уж ходить голышом, как кампы.
– Им-то бы это, конечно, понравилось, – развеселился Смуга. – Только не все кампы ходят без одежды, даже в этих краях. Кампы, атири и антанири носят кусьмы, они их переняли, между прочим, от жителей соседних Центральных Анд[10].
Самые примитивные из них, аматсенге, не носят ничего, да в жарких джунглях на восточных склонах Анд им и не нужно. А вообще-то не беспокойся насчет одежды, нее равно тебе придется полежать несколько дней, чтобы рана зажила поскорее.
– И то правда, – согласился Новицкий. – В любую минуту нужно быть готовым смываться. Как бы я за тобой успел? Да, время подгоняет. Томек не выходит у меня из головы.
– У меня тоже, – признался Смуга. – Надо смываться отсюда в ближайшие дни. Может, теперь подвернется оказия?
– Думаешь? – оживился Новицкий.
Смуга помолчал, поразмыслил, потом высказался:
– Ты своим смелым поступком завоевал у кампов большой авторитет. Они ведь хорошие люди. Я внимательно наблюдал за Онари. Как он нам до этого вредил, а сейчас так горячо за тебя взялся.
– Это может иметь для нас какое-то значение?
– Может, будет иметь, может, нет. Но я уверен, что мы сильно выросли в их глазах. Только у индейцев настроение быстро меняется. Все равно, скоро наше положение прояснится.
За циновкой, закрывающей выход в коридор, послышались приглушенные женские голоса и характерное бренчание колокольчиков, сделанных из семян какого-то растения и подвязанных на шнурке. Женщины-кампы опоясывают ими бедра, когда танцуют, и вообще в торжественных случаях. Друзья были заинтригованы. В комнату вошли несколько молодых женщин под предводительством Агуа. Как и большинство обитательниц тропических лесов, одеты они были только в два сшитых вместе куцых передника из толстого коричневого домотканого материала, те прикрывали лишь живот да зад. Длинные черные прямые волосы падали на спину, чуть не доходя до пояса. На шее у каждой на цветном шнурке висел деревянный гребешок. Новицкий одарил индианок широкой улыбкой. На минуту, при виде полных еды блюд, все тревоги вылетели у него из головы. С прошлого утра он не имел маковой росинки во рту, ведь по воле жреца он проспал весь вечер и всю ночь. Так что аппетитные запахи жареной курятины и рыбы, запеченного сладкого картофеля, риса, фасоли, кукурузы и свежих бананов, да вдобавок большой кувшин масато[11] привели его в отличное настроение.
– Хо-хо, Янек, глянь-ка! – выкрикнул Новицкий по-польски. – Еда не хуже, чем в варшавском «Бристоле», а официантки одеты как на танцы, приятно посмотреть.
10
Многочисленные племена тропических лесов, занявших восточную сторону Анд в Монтании, переняли некоторые черты культуры народов Центральных Анд, а именно одеяние «кусьма», посадки картофеля, разведение горных животных (ламы и альпако) и водосвинок, а также – устройство постелей на платформах. Эти ложа заменили широко распространенные у индейцев тропических лесов гамаки, в Монтании же гамаки служили только колыбелями для младенцев.
11
Пенистое масато и чича – алкогольные напитки индейцев, получают их путем сбраживания. Для того, чтобы приготовить масато, в землю закапывают большие глиняные сосуды таким образом, чтобы над землей оставалась лишь верхняя их часть. Затем женщины садятся вокруг сосуда, жуют вареную юкку и кукурузу и выплевывают их, обильно смоченные слюной, в сосуд. Туда же добавляют несколько вареных бананов и заливают все холодной водой. Брожение идет три дня. Потом доливают еще воды, как следует перемешивают руками и напиток готов.