Красивый, смелый и ловкий, простой и доступный, Кир за- воевал сердца персов, никто уже не замечал Камбиза, и с юным царевичем связывали надежды на освобождение от ненавистного ярма. Но сам он, словно вырвавшийся на свободу шаловливый жеребенок, ни о чем не думая, предавался играм и забавам, веселился с друзьями.
Одно событие перевернуло его жизнь.
Однажды на охоте, преследуя лисицу, Кир отделился от своей свиты. Лисица юркнула в какую-то щель, и Кир только тогда заметил, что остался в одиночестве. Кир огляделся. Крикнул: "Ге-гей!" Прислушался. Далекое эхо донеслось слабым ответом. Кир тронул коня, и вдруг из-за пригорка выбежал человек и направился прямо к нему. Кир схватился за длинный охотничий нож.
— Подожди, царевич, убивать меня. Выслушай сначала.
—Кто ты?
— Прости, царевич, но разговаривать вам некогда. Сейчас прискачет твоя свита, а я столько выжидал этого случая — остаться с тобой наедине. Все время народ вокруг тебя крутится.
А сегодня увидел, как ты оторвался от остальных, и погнал свою лошадь за тобой, да куда там! Конь у тебя — ветер! А мой пал... пришлось бежать.
— Зачем? Что тебе надо?— нетерпеливо спросил Кир, продолжая держать руку на рукоятке ножа.
Незнакомец, отвязав привязанного к поясу зайца, протянул Киру.
— Возьми этого зверька, своим скажешь, что убил. А дома, когда останешься один, распори ему живот — многое узнаешь.
— Стой, где стоишь, а зайца брось сюда!
Незнакомец усмехнулся и выполнил приказание. Поймав зверька, Кир приторочил его и, хлестнув плетью коня, поскакал прочь.
Приказав страже никого не пропускать к нему и запершись в своих покоях, Кир положил зайца на стол и внимательно осмотрел. Не обнаружив шва, удивился. "Или зашивал искусный мастер, или этот незнакомец солгал мне",— пробормотал Кир и вспорол живот зверьку. Незнакомец не солгал. Кир жадно схватил послание. По мере чтения Кир менялся в лице. Послание гласило:
"Сын Камбиза! Прости, что таким способом я отправляю тебе свое послание, но подозрительность твоего деда, царя Астиага, наводнившего все свое царство шпионами и лазутчиками, принуждает к этому. Как прочтешь, уничтожь послание. А теперь слушай! Еще до твоего рождения твоему деду приснилось, что ты отнимешь у него власть. Когда ты родился, он замыслил тебя убить и поручил это сделать мне. Но боги хранят тебя и благодаря мне, не исполнившему злую волю царя и поплатившемуся за ослушание самой жестокой карой — смертью собственного ребенка, пастуху Митридату и его жене Спако, похоронившим вместо тебя своего мертвого сына, ты остался жив.
Сын Камбиза! Боги сохранили тебя для великих дел. Твой дед изверг и убийца! Не только Персия, но и вся Мидия стонет от его сумасбродств. Мы, первые люди великой Мидии, устали от него. Ты, царевич, родной внук и законный наследник Ас-тиага, и у тебя много друзей в Мидии. Поднимай Персию и иди войной на кровопийцу Астиага, а мы поможем тебе овладеть леей державой твоего деда.
Если ты выступишь против Астиага, я явлюсь к тебе и откроюсь, если же ты не тот, за кого я тебя принимаю, и не решишься выступить, пусть мое имя останется для тебя тайной".
Кир ворвался в покои своих родителей. Он бы крайне возбужден. Камбиз и Мандана переглянулись и с тревогой уставились на Кира.
— Отец, ты говорил мне, что нет на земле людей правдивее персов, что для персов самый страшный порок в человеке — это ложь и обман. Тогда почему вы меня обманывали, скрывая правду о моем рождении и детстве?
Камбиз оглянулся на Мандану.
— Видишь ли, сын мой, обманывать — грех, это правда. Но не святотатство ли восстанавливать тебя против родного деда, отца твоей матери? Пусть простят меня боги, но я не хотел нарушить мир в семье, только обретя — вновь потерять тебя, и теперь уж навсегда! Я вижу, что кто-то открыл тебе глаза, что ж, рано или поздно это должно было случиться. И что же? Ты врываешься в покои своих родителей, обвиняешь их. Глаза твои горят ненавистью к родному деду. Мир нарушен, и тревога поселилась в наших сердцах, а что изменилось? Разве порок наказан, а справедливость восторжествовала? Нет, все осталось, как прежде, только нам всем стало хуже. Сила всегда права! Самое страшное и ужасное — ощущение своего бессилия. Уйми свой гнев и смирись, сын мой!
— Самое страшное и ужасное — это предательство, отец! И я совершил его! В угоду вам, не желая вас огорчать, я предал, отплатив черной неблагодарностью людям, спасшим мне жизнь. Я старался забыть о честном Митридате, воспитавшем меня, о матушке Спако, вскормившей меня своим молоком, вы, мои родители, вместо того чтобы жестоко наказать меня за черствость к людям, сохранившим меня для вас, только радовались моей подлости. И совсем чужой человек, вероятно, даже презирающий моих низкорожденных приемных родителей, напомнил мне о моем долге. Я должен исправить содеянное зло. Я прошу разрешения привезти их сюда, а если вы откажете, я сам уеду к ним,
Камбиз опять оглянулся на Мандану.
— Ты терзаешь мое сердце, сын. Наша вина безмернее твоей. Мы виновны вдвойне: и за тебя, и за себя. Радость застлала нам сердце и разум. Теперь поздно. Неужели ты думаешь, что их оставили в живых?
Кир сжал кулаки.
— Спасибо, отец. Я все-таки пошлю за ними. И последняя просьба... благословите меня — я поднимаю Персию на деда! Я хочу воплотить вещий сон в явь.
— Дед твой силен, а Мидия могуча. Я прожил жизнь, сын мой, и смерть не страшит меня. Я страшусь за тебя. Твой дед и тезка, я говорю о моем отце, поднимал Персию против Киаксара и был побежден. Я знаю, что Персия бурлит и ждет вождя, я слаб и с радостью передам свою власть тебе. И пусть страх терзает мое сердце, но я предчувствую, что столкновение неизбежно — не выступишь ты, выступит царь Мидии на Персию, а поэтому благословляю тебя, да покровительствует тебе Ахурамазда в твоем начинании!
Кир посмотрел на мать, но мертвенно бледная Мандана не проронила ни слова.
По просьбе Кира Камбиз повелел каждому племени персов выделить по тысяче человек, снабдить всех серпами и направить в Пасаргады. Первыми прибыли посланцы племени па-саргадов. Они поспешили, предвкушая радушную встречу во дворце царя. Им всегда были рады, так как род Ахеменидов вышел из этого племени. Но встретивший пасаргадов Кир не пригласил их во дворец, а отвел на широкий царский луг и велел здесь располагаться. Обиженные и недоумевающие пасаргады начали устраиваться, но так как они с собой ничего не прихватили, то стали сооружать примитивные шалашики, а то просто, без затей, ложилирь прямо на сырую землю.
Когда собрались посланцы всех племен и тоже, подобно па-саргадам, устроились кое-как на том же месте, Кир обратился к ним с предложением скосить вееь луг. Обескураженные персы, а среди них были и родовитые, принялись за работу, тем более что Кир без долгих слов взял в руки серп и стал жать. Работали без отдыха целый день, а когда вечером, валясь с ног от усталости, голода и жажды, собрались, чтобы поужинать, Кир, разведя руками, сказал, что повара не успели ничего приготовить. У персов не осталось сил на возмущение, и они повалились там, где стояли, на землю и заснули мертвецким сном.
Когда, кряхтя и стоная от ломоты, персы проснулись наутро, то их ожидала приятная неожиданность. Царские повара поработали на славу, и дастархан, накрытый ими, ломился от еды и питья. Персы сразу позабыли все обиды и усталость. Пир пошел горой. Целый день пировали и веселились персы, а вечером встал с места Кир и попросил внимания.
— Ответьте мне, персы,— сказал он, когда шум застолья стих,— какой день вам понравился больше — вчерашний или же сегодняшний?
Персы повалились от хохота. Ну и шутник же царевич!