А вот сейчас Фанет прямо пожирал глазами эту вазу."О Зевс! Зачем варвару такая красота? Ах, если бы эта ваза была моей!" — мысленно восклицал сгоравший от жгучей зависти грек. Рустам заметил эти пожирающие взгляды и, подняв фиалу с искрящимся вином, сказал:
— Прекрасная ваза, не правда ли?
— О-о-о! — только и мог произнести Фанет.
— Она настолько ценна и прекрасна, что опасность потерять ее лишает человека покоя...
— Ты прав, Рустам! — По-своему понял сака Фанет.— Я бы тоже ни за что не расстался с такой чудесной вазой, Рустам.
— Ты ошибаешься, Фанет. Я хочу расстаться с ней. Я ведь воин, и мои думы должны быть о воинах, о предстоящих битвах... А эта ваза настолько хороша, что невольно думаешь: как бы не сломалась, не потерялась, как бы ее сохранить в целости и сохранности. Сна лишился! Поэтому ты сделаешь мне великое одолжение, если примешь ее от. меня в дар.
Фанет онемел от радости. Все еще не веря своим ушам, думая, что ослышался, он тем не менее жадно схватил вазу и вопросительно глянул на Рустама, тот с улыбкой поощрительно кивнул головой. Фанету бы успокоиться, но аппетит приходит во время еды, и грек уже с откровенным вожделением посмотрел на роскошное мидийское боевое одеяние. Но Рустам придал своему лицу скучающее выражение — этот боевой наряд предусмотрительный Кир приготовил специально для Рустама, приказав вычеканить на позолоченном панцире хищного грифона — знак царского дома тиграхаудов, и Рустам, не без тщеславия, хотел покрасоваться в этом наряде перед Томирис. Фанет понял, что этого наряда ему не видать и еще, чего доброго, можно лишиться и столь опрометчиво подаренной ему вазы. Поэтому он поспешил откланяться, рассыпаясь в благодарностях. "Какой дурак! Какой глупец! А жаль, что он не подарил мне и мидийское одеяние. Может, стоило прямо попросить?" — думал про себя Фанет, унося драгоценную ношу.
А Рустам и Фарнак, переглянувшись, от всей души расхохотались.
Не успели затихнуть торопливые шаги потерявшего всякую солидность греческого военачальника, как вошедший Шибака доложил, с трудом сохраняя серьезность, о том, что царя саков Рустама желают лицезреть его дядя Сакесфар со своим сыном Скуном! Фарнак и Рустам вновь переглянулись — это становилось совсем интересно. Рустам кивнул Шибаке, и тот, выйдя, вошел уже с новыми лицами. Сакесфар собрался было кинуться с объятиями к своему племяннику, н© суровое выражение лица Рустама остановило его на полпути..
Сакесфар всю жизнь грезил престолом тиграхаудов и остро завидовал своему брату Каваду — отцу РустамтОн е первых же дней восшествия на престол Кавада плел штгриги, подговаривая вождей и старейшин тиграхаудских племен против него.
— Приветствую тебя, сын моего незабвенного брата* и радуюсь за тебя, осыпанного милостями царя царей Великого Куруша.
— Садись, дядя.
— Благодарю тебя, мой Рустам, — сказал, усаживаясь на почетное место, Сакесфар. — Ты видел своего брата Скуна только младенцем, так посмотри, каков он теперь!
Рустам оглядев Скуна. "Крепкий юноша,— отметил он про себя, ни сном ни духом не подозревает, что видит перед собой своего заместителя — будущего мужа Томирис!
Скун стоял скромно потупившись. Он благоговел перед своим двоюродным братом. А Рустам уже отвел взгляд от сына и обратил его на отца.
— Я не люблю долгих, красивых и бесполезых разговоров, дядя. Поэтому говори, что тебя привело ко мне после стольких лет разлуки.
— Любовь к тебе.
Рустам гулко захохотал.
— Ой, не надо, дядя! Не смеши! Я не девица, а воин, и привык лицом к лицу и глаза в глаза встречать своих врагов.
—Окстись, Рустам! Да простят тебя боги за твое кощунство! На всембелом свете нет тебе ближе и роднее людей, чем я и твой брат Скун.
— Ошибаешься, Зогак мне еще ближе, дядя..
—Не хочу поганить свой язык, называя это мерзкое имя.
— Однако, как я слышал, ты засылал к нему послов сговариваться против... меня!
— Ложь! Черная ложь! Гнусная клевета, Рустам!
— Так ведь твой посланник Олофарн служит теперь у меня. Может, послать за ним, дядя?
— Что-о-о? — Сакесфар смешался.
— Неугомонныйт, дядя. И хаомоваргов подговаривал — помочь тебе сесть на тиграхаудский трон, а что вышло? Изгнали тебя хаомоварги: Затем Бактрию просил о том же, и тут ничего не вышло. Царя Хорезма уговаривал; и он отказал. К Парману согдийскому обращался — бесполезно. А теперь вот — на брюхе к Курушу приполз.
Сахссфар взорвался.
— По чьей милости меня изгнали хаомоварги? По твоей! А кто разгромил Пармана? Твоя разлюбезная Томирис! Из-за тебя скитаюсь! Сам проворонил свое царство, так как же ты смеешь упрекать меня? Для тебя же было.бы лучше, если правителем у тиграхаудов был я, а не твой брат, намертво вцепившийся в трон, ему не принадлежащий! ..Рустам рассмеялся.
— О, как вы похожи, дядя, друг на друга с Зогаком. Ведь он тоже говорил, что будет правителем и хранителем для меня девственно чистого трона... Так какая мне разница, кого спихивать с него — тебя или Зогака? Зогака даже легче.
— Раз ты отказываешься от царства, — сказал упрямо Сакесфар,— значит, я имею право его добиваться. Я имею больше прав, чем Зогак. Но клянусь тебе, сын моего незабвенного брата, что уступлю тебе црестод, когда тм потребуешь этого.
— Ну-у-у, дядя. Как ты искренне начал и так лицемерно закончил. Ну что мне тебе сказать? Если посоветую угомониться, ты же все равно не успокоишься, пока не дорвешься до так тобой страстно желаемого трона или пока... не погибнешь в борьбе за него. Бедные тиграхауды — сколь вожделенен ваш престол для хищных претендентов! Что ж, дерись, дядя. Но когда мне понадобится, прости, я вышвырну вон и тебя, и Зогака с трона моего отца. Прощай, дядя!
— Что ж, племянник. Думал, договоримся — ошибся! Ты прав. Если я дббьюсь своей цели, то трон не отдам никому, и тебе тоже!
—Вот и хорошо! Наконец-то ты заговорил по-настоящему, на своем языке, дядя. Но и ты помни, что Рустам свое слово держит. Когда мне надоест ваша кутерьма — смету со своего *. $она Зогака ли, тебя ли — все равно!
Скун уже не смотрел благоговейно на Рустама.
Уход Рустама с двумя тысячами тиграхаудов и тысячью массагетов к персидскому царю поразил саков, как гром среди неба. Наверное, Ишпакай, Партатуа, Мадий — великие вожди саков, которые и на порог бы не пустили деда ипра нынешнего царя Персии, перевернулись в своих могилах, так же как и Кавад, и Спаргапис, от срама, виновником которого стал Рустам. Подумать только — наследник тиграхаудского престола, муж могущественной царицы массагетов, краса и гордость саков, богатырь, равного которому еще не носила земля, и вдруг — простой военачальник чужеземного царства, подобно греку-ионийцу Фанету — предводителю шайки греческих наемников, менявшему хозяев в зависимости от размера платы.
Негодование саков не поддается описанию. Тем более, что несказанно обрадованные персы воздали Рустаму царские почести и подчеркнуто именовали его царем саков и повелителем Сакистана, одним махом отдавая ему необъятные просторы от Борисфена <Борисфен - Днепр> до страны Чин, а так как Рустам теперь находился в подчинении Кира, то и бесчисленные племена скифов-сколотов, савроматов, массагетов, тиграхаудов являлись просто-напросто вассалами персидского царя.
Обида саков на Рустама осложнила положение Томирис, а Зогак значительно укрепил свою власть. Воспрянули духом Шапур, Кабус и Хусрау. Их вооруженные отрады стояли в боевой готовности. Дело было только за Бахтияром, но этот расчетливый молодой человек стал неожиданно мутить воду. У него в связи с отъездом Рустама возникли дерзкие, далеко идущие планы, связанные с Томирис, а не с вождями-заговорщиками. Вожди выходили из себя, осыпали двуличного Бах-тияра страшными проклятиями, но без него выступать не решались.