— Да не берите вы, ради всех богов, своих страшных ножей, с ними только на медведей ходить, а не на пир любви и дружбы,— сказал Мард, и громко захохотав, тут же перевел речь на описание яств, которые будут готовить царские повара Персии, Лидии, Мидии и Вавилона. Один повар покойного гурмана Валтасара чего стоит! Надо сказать, что описывал блюда Мард смачно, со знанием дела, и Рустам, любивший хорошо поесть, судорожно глотнул голодную слюну.
Мард отъехал от Рустама с сознанием выполненного долга.
По роду своей службы Мард сразу же, как только Рустам прибыл со своим отрядом к Киру, установил за ним наблюдение. Но высокомерие подвело его. Он всецело разделял представление цивилизованного мира о кочевниках как о грозной, дикой силе, нов умственном развитии мало отличающейся от животных. Его обманула внешняя простоватость вождя саков. Немногословная и какая-то тягучая, тяжеловесная речь Рустама была, по его мнению, явным признаком тугодумия. Он не подозревал, что это только оболочка прежнего Рустама — баловня судьбы. Путь через страдания привел его к мудрости. Трезвый и цепкий ум степняка помог Рустаму многое постичь в политике персидских завоевателей. Он предугадал поход на Вавилон и не удивился тому, что, несмотря на явное благоволение и внимание Кира, персидская знать испытывает к нему неприязнь, хотя такой же чужак Угбару легко и быстро занял ведущее положение в ближайшем окружении царя. Но все это мало трогало Рустама, его больше заботило разлившееся как половодье, нашествие персов, и он с тревогой пытался предугадать направление удара персидской мощи после взятия Вавилона.
Внимание ненавидящего Рустама Угбару и беседа с коварным Мардом насторожили вождя саков. Прежний Рустам, может быть, поддался бы очарованию льстивых речей Марда, нынешний отбросил, как шелуху, мед слов хитрого дипломата и крепко ухватил суть — явиться без оружия.' Конечно, саки и сами бы явились на пир в их честь без оружия, с одними лишь кинжалами, которым» резали мясо и без которых не ложились спать — клали ряз°м» н0 Мард совершил грубейшую ошибку, упомянув именно о них.
Три дня глашатаи в сопровождении музыкантов, под бой тулумбасов и пересвист неев <Ней – вид свирели>, надрывая голосовые связки, вещали жителям Вавилона манифест великого Кира:
"Я — Куруш <Куруш – подлинное имя Кира>, царь мира, великий царь, могучий царь, царь Вавилона, царь Шумера и Аккада, царь четырех стран света, сын Камбиза, великого царя, внук Кира, великого царя, потомок Чишпиша, великого царя, отрасль вечного царства <Один из подлинных титулов Кира из манифеста>, которого династия любезна богам, которого владычество приятно их сердцу. Все цари, сидящие во дворцах всех стран света, от Верхнего моря до Нижнего, и в шатрах живущие цари, все вместе принесли мне свою тяжелую дань и целовали мои ноги..."
И после всего этого провозглашалось, что всемилостивый царь принимает под свое покровительство и защиту народ Вавилонии, и отныне над землей Двуречья воссияет заря новой жизни, полная счастья и благоденствия, наступит пора мира и справедливости. В своей лучезарной благосклонности великий царь, царь четырех стран света и так далее... провозглашает Вавилон третьей столицей своей могучей державы и в честь этого события объявляет семидневное празднество для жителей новой столицы счастливой Персии.
Вавилон ожил. В короткий срок тысячи рабов восстановили разрушенное, и величайший город мира заблистал великолепием дворцов и храмов, заискрился жемчужными брызгами фонтанов, зажурчал водами своих каналов и зашелестел листьями финиковых пальм, оправдывая один из многочисленных своих эпитетов "райский сад".
Зашумели базары. Грудами лежала выловленная в водах Тигра и Евфрата рыба, высились горы фруктов и овощей — даров благословенной земли Двуречья.
Распахнулись двери нескончаемых лавок, торговавших благовониями и ювелирными, гончарными, кожевенными, текстильными изделиями.
Наполнились криками и ревом невольничьи и скотные рынки. Словно огромным водоворотом засосало неискушенных и наивных сарбазов персидской армии вавилонское болото порока. Питейные заведения, публичные дома, притоны, кабаки, винные погреба, вертепы, лупанары, уличные девки, шулера, жулики подобно мощным насосам опустошили кошельки и переметные сумы воинов-завоевателей. Награбленное с лихвой возвращалось ограбленным. К услугам прокутившихся гуляк были пронырливые вездесущие ростовщики, которые под залог или расписку на глиняной табличке отвешивали мины и сикли под чудовищные проценты. Потерявшие головы вояки победоносной персидской армии попадали в цепкие руки оборотистых побежденных. Торговцы, ростовщики, менялы, содержатели увеселительных заведений неслыханно наживались. Добыча, собранная по всей Азии, оседала в их сундуках и кладовых.
Оправилась от страха и вавилонская знать. Кир, за редким исключением, возвратил поместья и дворцы бывшим вельможам Набонида и Валтасара. А господствующая верхушка персов искала сближения с утонченной аристократией Вавилона, подражала ей, переняв моду завивать в мелкие колечки волосы и бороду, натягивала на крепкие солдатские плечи изящные платья вавилонского покроя.
Кир не был скопидомом, но даже близких поразила его щедрость по отношению к вавилонскому жречеству. Для этого у него были причины. Дальновидный Кир осознавал силу религии и искал себе опору в покоренной стране. В свою очередь вавилонские жрецы оказали ему неоценимые услуги. Прекрасно осведомленные о веротерпимости царя и люто ненавидевшие Набонида, посягнувшего на их имущество, они пошли на прямое предательство, став, по существу, шпионами Кира. И Кир знал об этом. По его приказу у многочисленных храмов были поставлены усиленные караулы персидской гвардии, и стихия разгула и грабежей не коснулась их несметных сокровищ.
Еще пылало зарево пожарищ, а в многочисленных храмах, с разрешения персидского завоевателя, начались религиозные службы. Храмы были забиты до отказа людьми, в страхе и отчаянии искавшими защиты у богов, отдавая последнее служителям.
Священными сосудами из Ассирии, золотом и серебром индийской казны, быстрыми, как ветер, конями Лидии, виноградниками и пальмовыми рощами Месопотамии оплатил Кир проповеди жрецов своей пастве о безропотной покорности и повиновении могучему повелителю Вавилона. Благодарные жрецы сотворили длянего, щедрого благодетеля, чудо, которое было под силу только верховному богу — Бэлу-Мардуку!
Жрецы Эсагилы объявили персидского царя нежно любимым' сыном Бэла-Мардука. Наградив своего главного бога трйдцатитрехлетним сыном, они дали в руки Кира поистине волшебную палочку. Дело в том, что до этого у Бэла-Мардука был единственный сын — Набу, который обладал поразительной способностью делать людей царями. Царем Вавилона мог стать только тот, кто "подержал" руку Набу, то есть в ритуал помазания на царство обязательно входило касание руки золотого идола, олицетворяющего Набу, сына Бэла-Мардука. Причем ритуал этот должен повторяться ежегодно, иначе царь лишался своего звания. Для жрецов это было могучим орудием пшнтажа и влияния. Ведь перед неугодным им царем двери капища, в котором стоял золотой идол, могли просто не открыться. Теперь же, объявив Кира единоутробным братом Набу, жрецы давали ему право назначать царя по своему усмотрению. Для этого персу достаточно было протянуть руку, чтобы его ставленник за нее "подержался". Кир протянул руку своему сыну Камбизу.
На что своенравный Камбиз, пожав плечами, сказал своим, как он думал, преданным друзьям: "Вольно же моему великому отцу ломать шута перед этими торгашами".
Вероятно, друзья поспешили донести до "золотого" уха Кира эти слова. Через несколько месяцев Кир сам "подержался" за свою руку, присоединив к своим многочисленным титулам и звание вавилонского царя.
Ничего не получили лишь те, кому персидский завоеватель был обязан свой победой,— простой люд Вавилонии. Если бы сыны Вавилона поднялись на защиту своей родины, не бывать бы персидскому царю в Вавилоне. Но, наивно ожидая от Кира облегчения в своей невыносимой жизни под гнетом развращенной аристократии, ненасытного жречества, деспота-царя и его прожорливого двора, трудовой народ Вавилонии проявил доброжелательную пассивность, а иногда оказывал и прямую помощь Киру и этим самым помог ему сравнительно легко овладеть сильной и цветущей державой.