— Кофе? Превосходная идея! Признаться, я плохо знаю эту местность.
— Пригласи и ее, — шепнула Женя, указывая глазами на подругу.
— Конечно и она пойдет с нами, — пробормотал он, устыдясь чего-то.
Он подошел к подруге и сказал несколько обычных слов. Странная мысль пришла ему в голову: почудилось, что эта женщина, старше его летами, приходится ему родственницей, вроде тети; непонятным образом получил он над нею власть, которая тяготила его. Вот-вот она насмешливо улыбнется…
Но она не улыбалась и пошла рядом — с молчаливым лицом, которое не было ни красиво, ни безобразно и которое нельзя было бы зарисовать.
— Проститутки, — сказал он себе.
Все было гораздо сложнее, чем раньше думалось. Несколько минут был он с ними, и уж столько необычных впечатлений… Исчезла гадливость: об этом и не вспоминалось. Было непонятно-страшно, как в лесу, когда мальчиком гнался за юркой ящерицей. Так же стучало сердце, так же было ее жаль и так же чувствовал необъяснимую глубокую вину перед нею. Но назло себе и кому-то другому он продолжал гнаться за нею и бить веткой по хрупкой головке животного, от чего ящерица опрокидывалась на спину и лежала, повернувшись белым брюшком наружу.
Подруга Жени смущала Нила: он не мог отделаться от мысли, что она его старшая родственница. Та, чувствуя себя лишней, все время молчала. Эта внимательная деликатность тронула Субботина. Женя шепнула ему:
— Она скоро уйдет. Только обогреется.
— Вы добрая, — сказал Субботин, прижав локтем ее руку.
Она не поняла, подумав, что он спрашивает.
— Нет, — сказала она. — Моя старшая сестра добрая. А я красивей.
— Что сестра делает?
— Портниха. Сейчас в больнице. Простудилась.
Женя рассказывала небрежным, безучастным тоном, который был в несоответствии с только что проявленной заботливостью. Сердце Субботина сжалось.
Они вошли в кофейню. За мраморными столиками сидели хорошо одетые женщины в больших шляпах. Некоторые были с молодыми чиновниками, юнкерами, студентами; эти проститутки, видимо, были для привилегированных; здесь встречались также певички, содержанки, ищущие бескорыстных знакомств и начинающие, которые ждут более или менее надежного спутника. Женя села, ни с кем не поздоровавшись, как будто никого не знала. Другие тоже не обратили на нее внимания: такова была традиция.
Пахло теплым сдобным хлебом и топленым маслом, и это напоминало детство. Лакеи в белых передниках и белых брюках вежливо и без смешка прислуживали, стараясь не глядеть на женщин.
— Можно спросить папирос? — сказала Женя, сразу признавая ту власть Субботина, которая далась ему неизвестно как.
— Пожалуйста, — ответил он болезненно. — Я не курю.
Женя подозвала лакея; было видно, что она здесь свой человек.
— Пажеские, — заказала она, — с золотым мундштуком. — Она тоже будет курить? — добавила она, указывая Нилу на подругу.
Та молча пила кофе, глядя куда-то в угол, выше голов, причем старалась не менять позы; этого тоже требовала установившаяся традиция.
— Почему такой невеселый? — спросила Женя, вкусно затягиваясь папиросой и выпуская струйку дыма в сторону, как делали ее знакомые юнкера.
Ее черные твердые девичьи глаза глядели приветливо; теперь в них искрились золотые точки. Бледная рука с длинными, худыми пальцами держала папиросу. На безымянном пальце было обручальное кольцо.
— Нет, я весел, — нехотя ответил Субботин; но затем, словно сбросив что-то, начал говорить:
— Мне нехорошо. Я любил одну девушку. Очень любил. Она мне сказала: мы никогда не встретимся.
Женя перестала курить, внимательно слушая:
— Ты не был с ней? — деловито спросила она.
Субботин немного удивился.
— Нет.
— Вот, вот, — сочувственно отозвалась Женя. — Всегда представляется что-то особенное, — заметила она не в насмешку, а деловито объясняя. — Очень любишь?
— Да, — ответил Субботин и ласково дотронулся до ее руки.
Она так же ласково отодвинулась, сказав:
— Не надо здесь.
Потом сбросила пепел с папиросы и заметила:
— Тебе со мною будет нехорошо.
— Почему? — удивился Нил.
— Когда думаешь о другой, то никакой приятности. Уж я знаю. Какая она? Красивая?
Субботину казалось, что в словах Жени чувствовалась трезвая и умная правда.
— Ты замужем? Невеста? — спросил он, указывая глазами на обручальное кольцо.
— Нет. Для рекламы, — ответила она улыбаясь, и Нил понял, что она повторяет чью-то чужую шутку, вероятно, уже много раз сказанную.
Подруга Жени поблагодарила и стала собираться. Накинув на шею дешевое боа, она со смешным достоинством подала руку и, не глядя по сторонам, чуждая, недоступная, готовая отозваться на любой кивок, вышла из кофейни.