— Я не пойду с тобой, — сказал Нил. — Что тебе нужно? Денег?
Она посмотрела добрыми, сестриными глазами и шепелявя ответила:
— Должна же я жить.
Нил быстро достал кошелек.
— Вот деньги. Довольно?
Она взяла золотой и опустила в изящную сумочку из серой кожи, которая вместе с пахучими перчатками лежала на мраморной доске столика.
— Спасибо, — проговорила она. — Не знаю.
Нил понял, что ей платят больше и даль еще пять рублей.
— Ты очень добрый, — сказала Женя, не выказывая особенной благодарности. — Как тебя зовут?
Их лица были близки, ближе чем обычно. Он видел черные свежие, как черешни, глаза, широкий рот, в милой детской улыбке открывающий мелкие, отдельно посаженные зубы, подкрашенное лицо, пахнущее приторно сладким запахом пудры и помады, светло-каштанового цвета волосы, тщательно выложенные на лбу и как бы составлявшие с шляпой одно целое. Вот она вся! С нею можно делать, что угодно. Не надо ни сдерживать себя, ни лгать, ни стесняться, ни думать о том, что будет после. Великое сострадание, присутствие которого глухо томило его еще в детстве, — зашевелилось в сердце.
— Женя, — тихо молвил он. — Женя, зачем это?
На несколько минут все, что было вокруг, сделалось воздушным. Как будто он посмотрел на вещи и на себя с какого-то другого места. Такие минуты приходили вместе с чувством сострадания и надолго, насквозь врезывались в память. Не оглядываясь, не прислушиваясь, он понимал и видел все, что совершается в комнате. Чиновники, юнкера, приказчики в расстегнутых пальто — все были одиноки, несчастны… Где-то далеко в тумане снежной ночи, оставшейся за дверью, угасал призрак Колымовой, странной милой девушки, пославшей его на горе и высокий отказ.
Нил почувствовал, что готов разрыдаться.
«Полюбить ее, — подумал он. — Быть с нею всегда, всю жизнь».
Женя тихо поласкала его руку и сказала приветливо-безразлично:
— Пойдем ко мне. Ты мне нравишься.
— Не надо. Я провожу тебя.
Ощущение скорбной воздушности, временности, текучести всего существующего продолжалось. Человек в белом переднике и белых брюках убрал чашки. Нил почувствовал к нему любовь и жалость. Опять слезы покатились по щекам.
— Перестань, — уговаривала Женя, стараясь заслонить его от любопытных. — Ты очень любишь ее? — соболезнуя шепнула она, не поняв его слез.
Они вышли на улицу, сели в пролетку. Тень от лошади побежала сбоку и косо ложилась на белой мостовой, вытягиваясь и исчезая. Нил не выпускал ее руки.
— Сегодня ты ни с кем не должна пойти, — попросил он.
— Нет, даю тебе слово, — встрепенулась Женя и наклонившись, стала вытягивать шею, чтобы поцеловать его в щеку. Но поля большой серой шляпы мешали, и поцелуй не удавался. Тогда она крепко стиснула его руку.
У ворот дома он ласково сказал:
— Ведь лучше, что я не пошел с тобой?
Она улыбнулась немного цинично, привычная к словам.
— Не знаю.
Опять он был один; тоскливо оглянулся…
— Пусть спит спокойно, — сказал он громко и не мог бы ответить кого имел в виду: Колымову, Женю или всякого другого кто, устав за день, закрывает глаза и видит во сне несбыточное, нездешнее…
VIII
В вечер знакомства с Женей, Нил вернулся домой поздно. Он был измучен долгой прогулкой и необычными впечатлениями дня. Но спал плохо, урывками, просыпаясь от внутренних толчков. Желтый мирный свет лампы, прикрытой зеленым колпаком, наполнял комнату. Спиной к нему сидел Сергей и работал. Нил видел, как скрестились под стулом его ноги. Образ Колымовой был в комнате, и мысль о ней будто внушалась ему извне; словно кто-то беседовал с ним о девушке. Нил заворочался на кровати.
— Ты не спишь? — тихо спросил Сергей.
Нил заснул и через полчаса опять проснулся. Сергей писал. Мысль о Колымовой опять была в комнате. Не оборачиваясь, Сергей спросил:
— Я мешаю тебе? Потушить лампу?
— Сергей, — сказал Нил и поднялся на локте, — я рассказывал тебе о девушке, с которой встретился у Яшевского. Пожалуйста, не вспоминай о ней никогда.
— Хорошо, — ответил Сергей помолчав и откинулся на спинку стула. Нил увидел его раннюю лысину.
— Она для меня умерла. Кроме того, быть может, я уйду… на некоторое время.
Сергей прикрыл глаза рукой.
— Уйдешь? — прошептал он, все не оборачиваясь. — Куда?
— Еще не знаю. Нельзя жить так, как все живут… Который час?
— Начало третьего.
— Нельзя. Необходимо что-то сделать, — повторил Нил.