Он указал на свободный стул рядом с офицером, сразу угадав тайную мысль актрисы. Нехорошев вообще находил радость в бескорыстном сводничании.
Хирург успел задремать. Он так уставал за день, что засыпал всюду, где было мягко. Услышав слово «больница», он сонно проговорил:
— Что?
Потом сообразил комизм момента, а также и то, что, кроме него, никто не понял этого, и иронически посмеялся над собой.
Офицер не обратил на вошедшую никакого внимания.
— Скажите нам о Христе, — попросил он великого человека.
— О Христе, — подхватила тотчас же актриса и сделала грустное лицо. — Когда была девочкой, я мечтала о монастыре.
— Расскажите… Это ужасно, — присоединилась Варвара Ильинична и подумала: «Не буду пить».
Кирилл Гавриилович стал отказываться.
— Я не умею рассказывать, я не оратор, — смиренно и лживо пояснял он. Тогда просьбы усилились. Но ему хотелось, чтобы попросила Колымова.
— Говорите, — сказала она, глядя мимо его плеча. Актриса, не желая, чтобы зря пропало грустное выражение, которое она уже приняла, настаивала энергичнее других. Знаменитый хирург пошевелился на диване и сказал: «Гм…». Ему очень хотелось спать.
Судорожная гримаса прошла по лицу хозяина и точно смыла с него все суетное и земное. Его зеленоватые глаза посветлели, голос стал тонким и визгливым; каменный лоб побледнел.
Великий человек говорил о том, как Христос шел на Голгофу. Это не было отвлеченное теологическое изложение, — как ожидали гости, — а связный трогательный рассказ с реальными подробностями. Он описывал пыльную дорогу; несколько купцов верхом попались на встречу и должны были свернуть в сторону. На том месте, где дорога поднималась в гору, Христос упал… Он говорил так, как будто видел все собственными глазами. В его тоне не было особенного восхищения или преклонения, словно он передавал эпизод из жизни близкого знакомого. Но рассказ производил сильное впечатление. Бледное взволнованное лицо, надменная строгая борода, поблескивающие глаза, сжигаемые холодным огнем, и своеобразный, повизгивающий голос, замолкавший перед особенно метким словом, придавали повествованию терпкое очарование. Актриса опустила свои белые веки еще ниже и молчаливо заплакала, уронив тонкие, изящные руки так, что их все видели.
— Поразительно! — громко шепнул Нехорошев. — Христос, как таковой.
Доктор, удобно устроившись, думал, что завтра надо подняться в семь часов. Великий человек сидел сгорбившись, усталый, всем чужой. Он словно прозрел от тумана непомерного самолюбия, которое хмелило его голову, заслоняя истинное значение событий и лиц; он вдруг увидел души всех этих людей и свою полную отчужденность, свое глухое беспросветное одиночество на земле. Ему мерещилась серенькая церковь где-то на краю света, и в ней простые, бедные, но очень умные люди слушают его проповедь. «Мы пойдем за тобою», — говорит девушка, стоящая впереди всех; у нее лицо Колымовой… Он взглянул на нее, и за много лет его сердце впервые дрогнуло.
— Спасибо, — сказал офицер. Хмель опять одурманил сознание философа, и все окончилось.
В передней позвонили; актриса нервно повела плечами и проговорила, взглянув на офицера.
— Ах, я испугалась! — Она засмеялась и таким образом могла сбросить с лица выражение грусти и перейти к другому.
Вошел новый гость в черном сюртуке, который был слишком широк — словно с чужого плеча.
У него была большая голова на тонкой шее, ясные детские внимательные глаза под старым морщинистым лбом и совершенно бритое, вытянутое лицо с длинным любопытным носом; редкие рыжеватые волосы вихрами торчали на темени.
— Делаю общий нижайший поклон, — сказал он, рассеянно и в то же время любопытно оглядывая общество.
— Потому что… потому что случилось огромное несчастие.
Он стал обходить всех по очереди, незнакомым говорил: «Слязкин», причем пожимая руку одному, глядел на следующего. Его галстук съехал набок.
— Здравствуйте… Это несчастие которое… которое… Здравствуйте! — Которое поразит весь мир. — Слязкин, приват-доцент…
— Какое несчастие? — сказал великий человек. — Интересно.
— Когда я прочел эти несколько строк, я буквально… Здравствуйте, батюшка… Буквально… Позвольте представиться: Михаил Иосифович Слязкин… Буквально… Кто это у вас сидит там, в передней?
— В какой передней? — спросил хозяин. — Рассказывайте.
Слязкин долго еще томил собравшихся и наконец рассказал, что получилась телеграмма, извещающая о смерти величайшего человека; он назвал имя мировой известности.