Женщина удивленно посмотрела на него и осведомилась сообщили ли врачу.
— Это мой хороший знакомый. Передайте ему мою визитную карточку, — вмешался Слязкин. — Слева, в бумажнике мои карточки. Но осторожнее: там деньги.
Женщина объяснила, что визитной карточки не надо: доктор принимает всех. Больной начал стонать.
Толстенький, коротенький человечек был тут же, помогая по мере сил и шепча: «осторожнее».
— Доктор Верстов — будущая знаменитость, — обратился Михаил Иосифович к одному из служителей. — Положительно вы должны считать себя счастливым, что работаете под его руководством.
— Действительно что, — отозвался служитель Сергей, тот самый, который три часа просидел в передней у великого человека.
— Замечательная голова, благословенная Богом рука! Светило! Когда-нибудь вы вспомните мои слова, — продолжал больной и только теперь заметил коротенького черненького человечка. Он всмотрелся в него, его глаза увлажнились, и сухие губы дрогнули.
— Позвольте познакомиться, — произнес он прерывающимся от внутренних слез голосом. — Слязкин, приват-доцент университета. Это вы меня спасли?
— Спасли! Я был при том, что? — ответил человечек, картавя, неправильно произнося слова и сразу выдавая свое семитское происхождение.
— А! — крякнул Слязкин. — Как только поправлюсь, я непременно сочту долгом зайти к вам, — слезы покатились по его щекам. — У вас, должно быть, чудесная жена!
— Жена — это жена, — с деланным равнодушием произнес человечек. — У какого еврея нет хорошей жены?
Слязкин пискливо застонал, смешав стон с добродушным умиленным смешком.
— Чудесно сказано. Мне так и кажется, что я ее где-то видел. Я попросил бы позволения поцеловать вас, если бы был в другом положении. Потому что еврейская женщина …ммэ… самая удивительная женщина в мире. Вся будущая литература сделается апофеозом еврейской женщины. Иудаизм знает только мать, но никогда не знал проститутку. Вы скоро убедитесь в этом. Однако почему так долго не приходит доктор?
— Один секунд, — отозвался служитель Сергей.
Толстенький человечек потянул руку и положил возле больного еврейский молитвенник в рыжем кожаном переплете.
— Вот, — сказал он коротко. — Совсем даже не испортилось.
Слязкин взглянул и тотчас же прикрыл голубыми веками свои умные детские глаза.
— Эта книга, — произнес он, не открывая глаз и сделал большую паузу. — Эта книга, — он опять помолчал. — С этою книгой я никогда не расстанусь… никогда… А!
Он взглянул на толстенького человечка и продолжал:
— Мой покойный отец молился по этой книге. Я только что из синагоги и никогда еще… никогда за всю жизнь я так… Однако, необыкновенно странно, что до сих пор нет доктора. Голубчик, — обратился он к служителю, — пойдите и скажите вашему господину доктору, что я кланяюсь и хочу умирать.
Сергей отправился и застал доктора в беседе с дамой, которую часто видел. Доктор Верстов, посмеиваясь над собой, лениво говорил ей:
— Поздравьте: сегодня жена опять уложила вещи. Даже купила билет в Москву. Непонятная женщина!
Дама уже шесть лет была тайно влюблена в Верстова. Доктор догадывался об этом, но ему лень было что-нибудь предпринять, и их роман вяло тянулся без вспышки и без разрешения. Верстов не хотел замечать, что дама понемногу блекла, ее волосы седели, она начинала горбиться.
— Зачем вы ее удержали? — спросила дама и умоляюще-влюбленно посмотрела на него.
— Сама удержалась, — ответил небрежно доктор. — Живуча как кошка. Чего тебе, Сергей?
Сергей, посмеиваясь, доложил:
— Господин этот кланяются и просят. Непонятные из себя.
— В самом деле, — вспомнил доктор. — Чего это он под лошадь кидается?
Он кивнул даме и повернулся.
— Я вам завтра позвоню, — сказала дама.
— Ну, звоните.
Слязкин думал поразить доктора Верстова, и в тревоге, которую тот должен был обнаружить, Михаил Иосифович заранее черпал некоторое успокоение.
Но Верстов совершенно спокойно осведомился, как будто встречал здесь Слязкина каждый день:
— Чего вы под лошадь кидаетесь? Это вредно для здоровья, молодой человек.
Приват-доцент ответил:
— Доктор, спасите меня… Допрыгался… Калека… пришли полюбоваться…
Он начинал заговариваться. Его раздели, и начался осмотр. Теперь больной кричал и выл так, что было слышно по всему длинному коридору.
Толстенький низенький человечек терпеливо ждал в приемной более часу. Верстов вышел к нему.
— Вы родственник?
— Почему родственник? Я случайно видел, что?