Нил не понимал, что думая так, он отталкивал ее к будущему ребенку для того, чтобы быть одному со своими переживаниями. Он чуждался ее.
Нил, не постучавшись, вошел в комнату Сергея и поразился — необычной картиной.
Сергей, опустившись на колени, полулежал на полу возле своей кровати, и рыдал, спрятав голову в подушку.
Страх охватил Нила. В непонятной позе Сергея было столько отчаяния, смирения и благородного горя, что душа Нила окрылилась, будто освещенная изнутри. Он понял, что впереди готовятся события, темные причины которых кроются в настоящем. Он содрогнулся, как человек, вызвавший сонм духов и внезапно потерявший над ними власть.
— Сергей, — позвал он. — Сережа.
Так странно поднялся Сергей! Он не оглянулся на брата и, только подойдя к окну, тихо и печально произнес:
— Вернулся Нил. Как ты?
Нил стоял в пальто и в фуражке и глядел на брата. Печальная усталость была в словах, голосе и в побледневшем лице Сергея, как будто он отошел на большое расстояние и говорил издали.
— Ты здоров? — спросил Нил.
Сергей рассеянно кивнул головой и взглянул на брата необыкновенно печальными глазами.
— Я люблю тебя, Нил. Я был с тобою все время и много думал о тебе. Вот ты и вернулся.
— Нет, — ответил Нил. — Я уйду опять.
Сергей продолжал глядеть с глубокой скорбью и говорил как будто издали:
— Ты не вернешься. Может быть, так и надо.
— Почему я не вернусь? Ты знаешь что-нибудь?
— Не знаю. Так мне кажется. Я ждал тебя.
— Ты ждал?
Опять Нил ощутил в комнате призрак Колымовой. Теперь у нее был такой же печальный взгляд, как у Сергея. Он задумался о девушке, и сердце и глаза затосковали по ней.
— Да, — вдруг произнес Сергей.
Нил поднял голову и встретился с глазами брата, которые скорбно, упрямо, беззлобно глядели на него. Опять мелькнула очень странная, неправдоподобная мысль, которую он однажды в туманный день уже отогнал от себя, но которая теперь сделалась более настойчивой.
— Да! — повторил Сергей, точно подтверждая неправдоподобную мысль.
Но Нил боялся понять и поэтому не понимал. Он прятался за все то, что прожил, не хотел новых страданий и событий, которые, казалось, висели в воздухе, готовые обрушиться.
— Да! да! — в третий раз совсем откровенно, как бы толкая и наводя, произнес Сергей. Нил прошептал:
— Я не понимаю… Было письмо от отца?
Глаза Сергея угасли. Он вяло протянул письмо.
Нил стал читать, довольный, что может спрятаться от умных глаз Сергея.
— Теперь я меньше люблю отца, — сказал Нил.
Сергей кивнул головой как бы одобряя.
— Все же напиши ему, Нил, как можно ласковее. — Сергей задумался. — С близким трудно сойтись. Мешает близость. Но ведь она только кажущаяся. Будь всегда ласков к людям, — продолжал, со странной нежностью Сергей. — В тебе есть суровая строгость к себе и к другим. Я много думал о тебе и о тех, кто тебя окружает.
— Ты работал? — перебил Нил.
— Не могу. Устал. Нет, не устал. Не могу.
Братья помолчали. Сергею показалось, что Нил избегает с ним говорить.
— Что было с тобой? — вдруг спросил Нил. — Ты нездоров.
— Мне было плохо. — Он задумался. — Теперь прошло. — Он опять помолчал. — Теперь все пойдет хорошо. Ты вернулся.
— Я пройдусь — сказал Нил, поднимаясь.
— Посиди. Мы давно не видались.
— Ты хочешь мне рассказать что-то?
Сергей, прислонившись к окну, неожиданно сказал:
— В несовершенстве человеческого духа — залог длинного пути. Правда любит жить там, где смесь великодушия и низости, счастья и падения, наивной мудрости и жалкой глупости. Иногда кажется, что многое не совершилось бы и что многое можно остановить, если вовремя произнести нужное слово. Но это неправда. Не надо слов. Пусть будет тихо, великодушно-тихо. Не знаю, как это происходит, но я несколько раз замечал необычайную силу скрытого и невысказанного: все становится ясным через некоторое время, и тогда совершившееся, словно одевается в новые торжественные одежды. Прошлое как будто начинает жить вторично. Я чувствую, что моя судьба связана с жизнью людей, которых я, может быть, никогда не видел. Вероятно, помимо внешней жизни существует и другая. Это самое чудесное.
Нил слушал с волнением; ему казалось, что все это имеет особый смысл.
— Хорошо, — сказал он примирительно улыбаясь. — Пусть будет великодушно-тихо.
Он встал.
— Если можешь, останься ночевать, — попросил Сергей.
Нилу сделалось стыдно: точно он спешит убежать от брата, который, видимо, страдает от одиночества.