— Постойте, — сказал Щетинин голосам, которые сидели где-то очень глубоко. — Сейчас…
Он забыл про присутствие Субботина, и тот с удивлением слушал как Щетинин разговаривал сам с собою:
— Я ей сказал: «Дайте коньяку», она вошла и сразу изменилась… на глазах. Погодите… Я хотел… Что хотел?
Он поднял голову и встретился с изумленным взглядом Субботина. С трудом припомнил он зачем здесь сидит незнакомый человек.
— Вы наблюдаете за мной? — сказал он. — Видите ли, я действительно, немного нездоров. Проституток надо убивать, — без перехода заявил он. — Каким-нибудь безболезненным способом, например, электрическим током. Для чего убивать? Хе! Они-то наиболее голые. Уж совсем голые, насквозь. От них не получите ребенка. Голые. Только ворота. Змеи.
Он два раза украдкой глянул в угол, где у окна стояло большое кожаное кресло. Вероятно, ему что-то померещилось. Но отвел глаза, и продолжал говорить, некстати посмеиваясь.
— Я открою вам еще один секрет: женщины не существуют. Она есть до тех пор, пока на нее глядит мужнина. Но как только он отвернулся, ее нет. Боли они тоже не испытывают или, во всяком случае, очень незначительно, как жуки, например… Я хотел — знаю! — произнес офицер.
Субботин понял, что перед ним сумасшедший. Он не испугался, но подумал, что надо дать знать домашним.
Щетинин вспомнил свое намерение застрелиться. «Вот и прекрасно, — сказал он себе. — Еще есть время».
— Странно сложилась моя жизнь, — продолжал Щетинин, и Нилу показалось, что он говорит вполне разумно. — Собственно я любил только трех женщин, и они причиняли мне страх и мучения. Все три походили на одну женщину, которую я никак не мог вспомнить. Я думал об этот несколько лет, а в последнее время — не переставая. Кто она, эта первая? Где я мог видеть? А вот полчаса тому назад я припомнил. Хе! Они похожи на мою мать! Как?
Он наклонился и узкими серыми воспаленными глазами, впился в лицо гостя.
— На мою мать! Теперь все понятно — не так ли? Я не смел их трогать, этих трех… Смертный грех — как это называется? Гнусно…
Он некстати хихикнул.
— Последняя была совсем моя мать. Но я не узнал. Случилось так, что мы убили человека, и когда на колесах экипажа увидели кровь, это было как разрешение. Кровь… понимаете? При этом всегда кровь… Я ненавижу эту женщину. Мне омерзительно.
— Сумасшедший, — подумал Нил и сказал вслух: — Я должен уйти.
Щетинин дотронулся до его плеча, ласково усаживая.
— Погодите. Вот что непонятно: вся наша жизнь зависит от впечатлений детства, от случайных мелочей, которых нельзя предвидеть… Помню, мне было четыре-пять лет, когда я всмотрелся в свою мать; она тогда была очень красива и молода. Этот образ первой женщины так крепко вдавился в душу, что через двадцать и тридцать лет я все еще помню и ищу ту, которая напоминала бы ее. Нелепо! Ищу именно того, что мне недоступно и что по всем законам божеским и человеческим должно быть противно и запретно. Но ищу, ищу!.. Представлялось, что летишь за своим счастливым роком, что нечто таинственное заставляет идти к этой женщине, а не к другой. Так многие думают, и ваши поэты даже говорят о роковом вечном предопределении, о родственной душе и прочем. Вздор. Никакого предопределения нет! Или, если угодно — да, предопределение, но самое нелепое и смешное: родственная душа, предназначенная судьбой, всегда похожа на ту женщину, которую ребенок в возрасте пяти лет впервые увидел глазами мужчины: кормилицу, няню, сестру, мать. Я двадцать лет гонялся за умершей, за тенью моей матери. Из миллионов женщин, все были доступны и все разрешены — кроме одной. И именно за этой одной я погнался! Она одна была мне нужна! Но именно она умерла, и только тень ее три раза встретилась мне. Необыкновенно нелепо!
Нет большего греха, большего преступления, чем любовь. Преступно, гнусно проникнуть в чужое тело, родниться с миром плоти, со змеей, мышью и обезьяной, со всем, что движется, извивается, ползает. Призрак женщины, будто бы предназначенной судьбой до нашего рождения, не более, как хитрая ловушка. Это вроде красного плаща на арене, который привлекает быка и мешает ему смотреть по сторонам. Этого им и надо: чтобы мы не смотрели по сторонам. Постигаете? Водить меня около двадцати лет по самой запутанной дороге, заставить гнаться за тенью умершей и в конце концов объявить, что этот сложный путь попросту круг! Постигаете? Законченный круг! Они решили, что человек не должен выходить из цепей рода. Его надо вернуть к матери, вовлечь обратно в кишащее, ползущее и голое, не выпускать за ворота никуда. Что? Хитро-с?