Мороз крепчал, холодный ветер лишал ее даже того немногого тепла, что давала немудреная меховая одежда. Подошвы самодельных башмаков были скользкими и мешали устойчивому сцеплению с поверхностью голых скал. Несколько раз она падала и однажды сильно ударилась бедром.
В конце концов, Кэтрин совершенно выбилась из сил, но вспомнила любимое бабушкино выражение: «Никогда не сдавайся». Она продолжала движение вперед уже практически на четвереньках, беспрестанно повторяя про себя: не сдавайся, не сдавайся.
В конце концов, девушка провалилась по пояс в сугроб. Все было кончено. Теперь оставалось или преодолеть снежную завесу, или устремиться прямо на небеса.
При этой мысли на сердце ее снизошла странная благодать. Она расслабилась, прикрыла глаза и приготовилась было уже заснуть вечным сном. Но в следующее мгновение почувствовала, что кто-то трясет ее за плечи. Она распахнула глаза — на нее смотрел разъяренный Брук. На его лице читался еще и страх. Изо рта шел пар. Выглядел он совсем как некое мстительное божество.
— Кэтрин, черт возьми, что это тебе взбрело в голову? Ты не сможешь убежать! Они же все равно не прилетят в пургу.
Она не могла ответить ему, скованная одним только неодолимым желанием — спать, спать, спать… Тогда он изо всех сил встряхнул ее.
— Проснись, Кэтрин. Мы должны идти.
— Я не могу, слишком устала.
Без лишних слов Брук отволок ее к соснам, где разрыл сугроб и, завернув ее в меховое одеяло, положил в образовавшееся углубление.
Кэтрин осознала, что он не позволит ей умереть. Она уткнулась лицом в его бороду и зарыдала. Брук прижал ее к себе. Прошло всего лишь несколько минут, а она уже почти согрелась. Убежище это, однако, не могло служить им долго.
— Для человека, который преподает в колледже, ты просто невообразимо тупа, — сказал он. — Учти, подниматься наверх будет намного труднее, чем спускаться.
— Я не осилю подъема.
— Придется осилить. Нельзя задерживаться здесь. Пурга сильная, а может еще больше разбушеваться. Мы должны немедленно идти к пещере.
— Не могу, Брук. Просто не могу. Спасись сам, оставь меня здесь.
Он улыбнулся так, будто она сказала самую большую глупость, какую ему когда-либо приходилось слышать.
— Теперь твоя очередь готовить ужин. Ты же не хочешь, чтобы я кашеварил два раза подряд.
Девушка слабо улыбнулась.
— Как ты можешь сейчас шутить?
— Ну, когда все идет не очень гладко, как раз и надо шутить. Как-то раз, когда меня помял медведь и я на корточках полз в свое логово, я выжил только благодаря тому, что рассказывал сам себе анекдоты. И пару раз даже рассмеялся.
— Брук, ты чудо, но я просто не могу идти вверх. Действительно не могу. Так что оставь меня.
— Если ты не можешь идти, я тебя потащу. Я уже проделывал это.
Что оставалось Кэтрин? Только покориться его невероятной энергии и воле.
Какое-то время ей удалось брести самостоятельно, правда, она очень скоро совершенно выбилась из сил и Бруку пришлось взвалить ее на плечи.
— Почему ты убежала? — беззлобно спросил ее Брук, остановившись, чтобы передохнуть.
— Я испугалась тебя… и себя.
— Не понимаю.
— Теперь это уже не важно. Мы все равно не сможем вернуться.
— Нет, сможем! — рассердился он. — И оба! Что толку было спорить? Брук уже показал себя человеком необыкновенной силы воли. Ему удавалось добиться всего, чего он хотел.
— Через час стемнеет. До этого времени нам надо добраться до пещеры.
— А сколько еще идти?
— С четверть пути. Но мы одолеем его, Кэтрин.
Брук с трудом карабкался по склону, то и дело спотыкаясь. Кэтрин же изо всех сил старалась уцепиться за ускользающее сознание. Временами она проваливалась в забытье, и тогда Брук приводил ее в сознание, хлопая по лицу. Когда она очнулась в последний раз, было уже почти темно. Брук тяжело дышал, глаза его больше не горели, а были какими-то тусклыми.
— Это бесполезно, — прошептала она, чувствуя, что жизнь вытекает из нее подобно ручейку.
Последнее, что она запомнила, была мысль о том, что, когда Брук дотащит ее до пещеры, она будет уже мертва.
Брук добрался до пещеры, когда кругом было уже ни зги не видать. Огонь в очаге потух. Он зажег свечу и положил Кэтрин на меховой тюфяк. В надежде, что жизнь в ней еще теплится, Брук несколько раз шлепнул ее по лицу.
— Кэтрин! — закричал он. — Очнись!
Ее ресницы затрепетали, и она открыла глаза. Не в силах сдержать своей радости, Брук покрыл ее лицо поцелуями.